доставили в захудалый космопорт — единственный на планете. Там бочонок хранился многие месяцы, ожидая прибытия звездолета, на котором его доставили в ближайший порт, где регулярно совершали посадки корабли похоронной службы.
— Вы вряд ли понимаете, — прибавил Душелюб, — чего это стоило его клану. Все богатство, обитателей Прерии заключается в их стадах. Им потребовался не один год, чтобы вырастить поголовье, стоимость которого равнялась бы стоимости услуг Кладбища. Они пожертвовали всем, и жаль, что их старания пошли насмарку. Рамсей, как вы, видимо, догадываетесь, остается пока одним-единственным обитателем Прерии, чей прах погребен на Кладбище — точнее сказать, он не то, чтобы погребен там, то есть погребен, но не так, как предполагалось. Давным-давно чиновникам Кладбища потребовался гроб, чтобы кое-что в нем припрятать…
— Артефакты, — перебил я.
— Вам про это известно? — спросил Душелюб.
— Мы это подозревали.
— Вы были правы в своих подозрениях, — сказал Душелюб. — Наш бедный друг оказался одной из жертв их жадности и подлости. Его гроб использовали под артефакты, а останки Рамсея выкинули в глубокий овраг на окраине Кладбища. С тех пор его тень, как и тени его товарищей по несчастью, бродит по Земле, не зная приюта.
— Хорошо сказано, — заметил О'Гилликадди, — и все чистая правда.
— Давайте на этом остановимся, — попросила Синтия. — Вы нас вполне убедили.
— У нас больше нет времени на разговоры, — ответил Душелюб. — Вам предстоит решить, что делать дальше. Едва волки нагонят ваших друзей, они сообразят, что вас с ними нет; поскольку же Кладбищу наплевать на роботов, то…
— Волки вернутся за нами, — с дрожью в голосе докончила Синтия.
При мысли о преследующих нас металлических тварях мне тоже стало не по себе.
— Как они нас найдут? — спросил я.
— Они обладают нюхом, — сказал Душелюб. — Их нюх устроен иначе, чем у людей: они различают химические компоненты запаха. А еще у них острое зрение. Если вы будете держаться скалистых возвышенностей, где запах быстро выветривается и где на камнях не остается следов, у вас появится шанс ускользнуть. Я боялся, что они почуют вас в пещере, но вы находились над ними, а благожелательный воздушный поток, должно быть, отнес ваш запах в сторону.
— Они пойдут по лошадиному следу, — проговорил я. — Он свежий, а они бегут быстро. Им понадобится немного времени, чтобы обнаружить наше отсутствие.
— Время у вас есть, — уепокоил Душелюб. — Вы не можете трогаться в путь, пока не рассветет, а до рассвета еще несколько часов. Вам придется поспешить, поэтому идите налегке.
— Мы возьмем с собой еду, — сказала Синтия, — и одеяла…
— Много еды не берите, — предупредил Душелюб. — Только то, что необходимо. Вы найдете ее по дороге. У вас ведь есть рыболовные снасти?
— Да, — ответила Синтия, — я купила их целую упаковку. Причем в последний момент — меня словно что-то подтолкнуло. Но мы не можем питаться только рыбой.
— А коренья? А ягоды?
— Но мы в них не разбираемся.
— А вам и не нужно, — возразил Душелюб. — Хватит того, что в них разбираюсь я.
— Ты идешь с нами?
— Мы идем с вами, — сказал Душелюб.
— Конечно! — воскликнул О'Гилликадди. — Все как один! Правда, пользы от нас маловато, но кое-что мы умеем. Мы будем высматривать погоню…
— Однако призраки… — пробормотал я.
— Тени, — поправил О'Гилликадди.
— Однако тени не путешествуют при свете дня.
— Человеческий предрассудок, — заявил О'Гилликадди. — Нас нельзя увидеть днем, это факт, но и ночью тоже, если мы того не захотим.
Остальные тени одобрительно загудели.
— Соберем рюкзаки, — предложила Синтия, — а мешки оставим тут. Элмер с Бронко будут нас разыскивать. Напишем им записку и приколем к какому-нибудь мешку. Они наверняка ее заметят.
— Надо сообщить им, куда мы направляемся — добавил я. — У кого какие мысли насчет конечного пункта?
— Мы пойдем в горы, — сказал Душелюб.
— Вы знаете реку под названием Огайо? — спросила Синтия.
— Знаю и очень хорошо, — ответил Душелюб. — Вы хотите отправиться туда?
— Послушайте, — сказал я, — нам некогда рыскать…
— Почему? — удивилась Синтия. — Нам же все равно, куда идти, правда?
— Я думал, что мы договорились…
— Знаю, — сказала Синтия. — Вы высказались весьма недвусмысленно. Первым делом ваша композиция; но ведь вам безразлично, где ее сочинять, верно?
— Верно-то верно…
— Вот и отлично, — заключила Синтия. — Значит, идем на Огайо. Если, разумеется, вы не возражаете, — прибавила она, обращаясь к Душелюбу.
— Ничуть, — сказал тот. — Чтобы добраться до реки, нам придется перевалить через горы. Надеюсь, мы собьем волков со следа. Но если позволите…
— Долгая история, — отрезал я. — Мы расскажем вам все потом.
— А вам не доводилось слышать, — поинтересовалась Синтия, — о бессмертном человеке, который ведет жизнь отшельника?
— По-моему, доводилось, — ответил Душелюб. — Много лет назад. Мне он представляется мифом. На Земле существовало столько мифов!
— Они все в прошлом, — сказал я. Он печально покачал головой.
— Увы. Мифы Земли мертвы.
14
На небе собрались облака. Ветер, изменив направление на северный, стал холодным и пронзительным. В воздухе ощущался странный сыроватый запах. Сосны, что росли на холме, раскачивались и постанывали.
Мои часы остановились, но я ни капельки не огорчился. Начиная с того момента, как я покинул Олден, они мне были практически не нужны. На борту корабля похоронной службы действовало галактическое время, а земное время не совпадало с олденским, хотя, повычисляв немного, их можно было сопоставить. Я справлялся о времени в той деревне, где нас пригласили на праздник, но там этого никто не знал и не желал знать. Насколько мне удалось выяснить, в деревне имелись одни-единственные часы, изготовленные вручную из дерева, да и те ничем не могли мне помочь, поскольку их никто не заводил. Я решил установить часы по солнцу, но прозевал тот миг, когда оно было прямо над головой, и потому вынужден был прикидывать, как давно светило начало клониться к западу. Теперь же часы остановились окончательно, ибо запустить их я не сумел. Но, по правде сказать, я приучился обходиться без них.
Душелюб возглавлял наш отряд, за ним двигалась Синтия, а я замыкал шествие. С рассвета мы покрыли значительное расстояние, однако я не имел ни малейшего представления о том, сколько мы уже идем. Солнце скрылось в облаках, мои часы остановились — так что определить, который час, было невозможно.
Призраков нигде не было видно, однако я нутром ощущал их незримое присутствие. Душелюб тревожил меня ничуть не меньше своих приятелей. Дело заключалось в том, что при свете дня он
