– Но у вас нет причин утверждать, что я убил Тидгинса.
– Откровенно говоря, Карл, я не верю, что вы убили его.
– Тогда почему вы обвиняете меня в этом?
– Я не обвиняю вас. Я просто говорю, что вы знали: он был мертв во вторник днем. Что вы скрыли его смерть, а себе устроили алиби. Но вы убедитесь, что жюри не столь милосердно, как я.
– Вы, должно быть, сошли с ума!
– Я готов поверить, что вы не убийца, но вы дьявольски хитро сыграли с «Вестерн проспектинг». Когда вы нашли Тидгинса мертвым, то поняли, что, если скрыть этот факт, вы сумеете много получить. Но вы не учли, Карл, что именно по этим фактам жюри признает вас виновным.
– Они не смогут, – торопливо сказал Маттерн.
– Смогут, Карл. Предположим, что у вас была причина полагать, что утром во вторник Тидгинс был в том злосчастном бунгало. Допустим, что вы явились к нему с портфелем, набитым почтой и документами, чтобы получить инструкции. И допустим, что вы нашли Тидгинса на постели мертвым. Вы спокойно выскользнули из дома. Вас никто не видел. Вы знали, что известие о смерти остановит сделку с акциями, и вы решили объявить о его смерти после полудня. Мой телефонный звонок дал вам вторую возможность для подтверждения того, что во вторник Тидгинс был жив. Я никогда не слышал голоса Тидгинса.
Вы очень умный молодой человек, Маттерн, и должны учесть психологию присяжных. Я откровенно говорю вам, Маттерн, что жюри, возможно, признает вас виновным в убийстве. Жюри будет убеждено, что это вы убили его во вторник утром… И это совпадает с показаниями полицейского врача.
Некоторое время Мейсон молча курил свою сигарету.
– Но это невозможно доказать, – сказал Маттерн.
Мейсон улыбнулся:
– О, они сумеют доказать. Я смогу помочь им в этом.
– Вы? Сможете?
– Да.
– Как?
– Ну, я не собираюсь раскрывать вам свои карты, – улыбнулся Мейсон. – Но вспомните, что вы оказались излишне жадным и излишне торопливым. Вы понимали, что сделка может быть аннулирована, и вас больше всего беспокоило получение акций от Болуса. Власти обвинят вас в сообщничестве в убийстве… Но он скажет, что только продал вам акции, и вся вина целиком ляжет на вас одного.
Теперь, Маттерн, вы знаете мою позицию. И это все. Я хотел, чтобы вы все ясно поняли.
– Что, по-вашему, я должен делать?
– Ничего, – ответил Мейсон. – Вообще ничего. Я только хотел, чтобы вы четко поняли: как только мне придется защищать моего клиента, я поверну дело против вас.
Маттерн засмеялся:
– Я не понимаю, что вы выигрываете, мистер Мейсон. Рассказав мне все заранее, вы отдали себя мне в руки. Допустим, я передам весь этот разговор присяжным?
– Вам нечего беспокоиться об этом, – сказал Мейсон. – Я сам изложу им этот разговор. Помните, Маттерн: у меня есть причины думать, что вы знали о смерти Тидгинса во вторник утром, перед тем как была заключена сделка. Помимо всего прочего, я хотел услышать ваш голос, чтобы убедиться, что во вторник утром по телефону со мной говорили вы. Теперь я убедился в этом.
– Жюри не примет всерьез ваши доказательства.
– Возможно. Это будет зависеть от того, кому больше веры на слово: вам или мне.
– А вы заинтересованы в спасении своего клиента?
– Точно так же, как вы заинтересованы в спасении собственной шеи.
– Моей шее опасность не грозит.
– И вы также вспомните, что одной из причин моего визита к вам было выяснение вашей заинтересованности в акциях «Вестерн проспектинг».
– Уверяю вас, что я не заинтересован в них.
Мейсон встал, зевнул и равнодушно спросил:
– Вы посещаете полковника Джиллименда?
– Нет.
– Он ведает здесь сбором налогов, – объяснил Мейсон. – Очаровательный парень. Возможно, вы познакомитесь с ним позднее.
В глазах Маттерна мелькнуло беспокойство.
– Он мой друг, – продолжал Мейсон. – Вы же знаете правительственную систему: если кто-нибудь уклоняется от уплаты налогов, правительство проводит расследование. И вы знаете, что одурачить правительство невозможно. Они проверяют не только отчеты компаний, но и банковские книги… Ну, я пошел, Маттерн.
– Одну минуту, – сказал Маттерн. – Вы же не собираетесь рассказывать обо мне этому Джиллименду?
– Почему бы нет?
– Потому что… при данных обстоятельствах это было бы чертовски ужасно. Я чувствовал себя паршиво все это время, но мне нужны были деньги. И я их получил.
– Зачем?
– Эти чертовы бега…
– Болус сам связался с вами?
– Нет. Я позвонил ему. Я знал кое-что об этих акциях и сказал ему. Я действовал в интересах Тидгинса как опекуна и должен был получить пятьдесят процентов… В действительности, мистер Мейсон, все эти акции – спекулятивная сделка.
– Но вы получили пятьдесят процентов?
– Нет, – с горечью ответил Маттерн. – Болус – страшный негодяй. Он надул меня. После того как я принес деньги, он дал мне десять тысяч вместо двадцати пяти.
– Почему?
– Он сказал, что банкир Тидгинса требует отчет о расходовании денег. Во всяком случае, так сказал Болус.
– Хорошо. Продолжайте. Расскажите мне, как вы узнали о смерти Тидгинса?
– Я же сказал, что не знал об этом.
– Чепуха.
– Честное слово, мистер Мейсон, все было так, как я вам сказал.
– Маттерн, я устал от вашей лжи. Вы хотите, чтобы я сообщил о вас окружному прокурору?
– У вас нет ничего против меня!
– Нет? – холодно улыбнулся Мейсон.
– Абсолютно ничего.
– Во-первых, вы нуждались в этих десяти грантах потому, что ошиблись в лошадках.
– Да… Ну и что из этого? Многие играют на бегах!
– Да, но вам нужны были деньги, чтобы играть.
– Ну, я и получил деньги. Дальше.
– После того, как наделали долгов. Но я полагаю, Маттерн, что к этому времени вы уже не раз таскали деньги у Тидгинса. Книги Тидгинса еще скажут свое слово.
Мейсону не надо было смотреть на Маттерна, чтобы знать, что каждое слово било в цель.
– О’кей, вы растратили деньги Тидгинса. Тидгинс вызвал вас во вторник утром и хотел отправить вас в тюрьму. Но вы знали, что если продержитесь несколько часов, то «Вестерн проспектинг» заплатит вам за сделку и вы сможете вернуть деньги. Вы были в отчаянии и наставили на Тидгинса револьвер. Тидгинс достал свое оружие, а вы нажали на спуск.
– Это ложь! – закричал Маттерн.
– Возможно, но попробуйте убедить в этом жюри.
– Жюри не сможет признать меня виновным в убийстве! Нет улик!
Мейсон улыбнулся:
