занимался. Все было правильно, потребности новых русских создавали новые рабочие места.
Когда на берег сошел Велч, перед ним сразу образовалась стайка девушек в купальниках. Стерх им позавидовал – как только он оказался на берегу, стало ясно, что в костюме и галстуке можно одуреть от жары. Но он обещал Вике, приходилось терпеть.
Перед домом, построенном в центре огромной лужайки, скорее даже луга, веселыми пятнами выделялись тенты. Под одним из них кто-то в белом пиджаке тряс шейкер. Перед этим тентом толкались, преимущественно, мужички, все как на подбор похожие друг на друга – отяжелевшие от чрезмерной сытости и немеренного потребления спиртного. Немного в стороне, на шезлонгах обосновались дамы. Впрочем, многие из них тоже не упускали возможности накачаться бесплатной выпивкой.
В стороне от дома, за высокими и довольно густыми кустами сирени, время от времени ревели моторы. Вероятно там была площадка для машин. Чуть дальше, в той же стороне, между высоких сосен виднелись другие подобные дома. Но они стояли настолько далеко, что не вызывали раздражения, и казались просто частью леса. Все было очень дорого и похоже на представление русского о нерусской жизни.
С другой стороны участка все было тихо и довольно-таки уныло. Если нужно остаться незамеченным, то подходить следует оттуда, решил Стерх. Хотя почему так подумал, он не сумел бы объяснить даже на суде.
Неожиданно зазвучала музыка, откуда-то вышли шесть музыкантов, которые старались не сбиться с ритма на ходу. Почему-то они не захотели сначала обосноваться на небольшом возвышении в углу лужайки, а лишь потом начинать играть. Вероятно, так было в контракте. Веселье стало набирать обороты. Солнце опускалось за деревья. Стерх подошел к мужчинам, расположившимся перед барменом.
Оказалось, что выпивку теперь разносили две девушки, выглядевшие совершенно невероятно в кокошниках и платьях старинного покроя. Одна из девушек была чуть ли не со Стерха ростом и рассматривала всех злым, неулыбчивым взглядом. А вот вторая была мягкая, и очень приятно, по- домашнему улыбчивая. Стерх сразу почувствовал, что с ней хорошо сидеть рядом, даже не разговаривать, а просто ощущать эту готовность к доброте и участию. Такая девушка способна была залечивать любые раны, особенно душевшые.
Вот только разносила она какую-то гадость. Стерх, пригубив желто-зеленое пойло из широкого бокала, чуть не выплюнул его на траву. Он оглянулся, соображая, куда бы отставить этот бокал, и заметил Велча. Юноша был уже навеселе. Его глаза блестели, на верхней губе выступили бисеринки пота, но пьяным он, конечно, не был.
– Кстати, это она и есть.
– Нюра? – Теперь Стерх внимательнее присмотрелся к девушке, улыбавшейся гостям. И чем дольше он смотрел на нее, тем больше доверял первому впечатлению. И тем лучше начинал понимать Митяшу. Уже через минуту она показалась ему надежной, как земля или это водохранилище.
Нюра подошла к группе молодых людей, среди которых был и Митяша. Многие из них принялись растаскивать бокалы. Маго взяла один бокал и протянула его Митяше. В этом жесте была такая демонстрация покровительства, которая могла задеть любую женщину.
Митяша поднял глаза на Нюру, на его щеках вдруг появились два отчетливо видимым красных пятна.
– А сейчас переодеваемся, и – в воду, – прокричал какой-то бугаек с целым ювелирным магазином на шее.
Девушки, в сопровождении кавалеров, со смехом отправились к дому. Маго взяла Митяшу под руку и повела с собой.
Нюра с полупустым подносом смотрела им в след. Она сразу оказалась покинутой и равнодушной ко всему, что творилось вокруг. Она стала настолько неподвижной, что никто из гостей довольно долго не подходил к ней, пока за бокалом не начала охотиться бесчуственная как камень, молодящаяся старуха с лысеющим молодым человеком, рукав которого она не выпускала ни на мгновение.
Тогда Нюра вздрогнула и осознала, что за ней наблюдают. Она оглянулась на Стерха. В ее глазах появился глубокая, темная синева, и Стерху вдруг захотелось подойти к ней и обнять, чтобы вытащить ее из этого мира богатеев и скрытых сволочей.
Несколько долгих мгновений они смотрели друг на друга. В глазах Нюры медленно возникал вопрос, она не понимала ни интереса этого человека к себе, ни того ощущения, которое он вызывал в ней.
Наконец, она обернулась и пошла к бармену. Стерху понравился упругий, широкий для ее роста шаг, который едва помещался в длинном платье. Она поставила поднос на небольшой столик сбоку от бара и тряхнула затекшими руками. Легкая, естественная как дыхание, улыбка снова появилась на ее губах. И стало ясно, что любви этой девушки хватило бы на полмира, а может быть, и больше – необременительной, невесомой, как вечерний свет, неостывающей, почти божественной любви. Даже парни покрепче Митяши могли полюбить эту девушку.
От наблюдения за Нюрой Стерха и Велча отвлек человек в смокинге, твердо стоящий на ногах и тяжелым взглядом изучающий все, что видел перед собой. Он был крепко, плотно сбит, а сквозь редкие волосы на черепе его кожа блестела, как поверхность очень твердого металла. Ему было здорово за пятьдесят, но странное дело – он казался из тех, кто становится только сильнее от возраста. Он улыбался, но даже морщинки в уголках глаз вызывали ощущение холода и неуязвимости. Тяжелый подбородок с ямочкой посередине требовал относится к этому человеку с осторожностью.
Он осмотрел Стерха легко, как бабочку, случайно залетевшую на этот луг и повернулся к Велчу.
– Ну, вот я вижу сына моего старого друга и коллеги… Сам-то будет?
– Вряд ли, дядя Вилли, – ответил Велч, и Стерх догадался, что перед ними стоит хозяин дома.
– Очень жаль, – чтобы скрыть какой-то второй смысл этой фразы, понятный только ему, Витунов поднес бокал к губам и снова посмотрел на Стерха.
– Это господин Стерх, – быстро отозвался Велч. – Он работает в нефте.
Витунов-старший рассмеялся.
– Работает в чем?
– Ну, ты понимаешь, что я хотел сказать.
Вильгельм Витунов неторопливо переложил бокал в левую руку, а правую протянул вперед.
– Рад видеть вас у себя.
Стерх пожал эту руку. Она была горячей, как у гиревика, только что отошедшего от снаряда. Потом Витунов-папаша потрепал Велча по плечу, от чего тот расслабленно, по-мальчишески улыбнулся. Хотя он был выше Витунова-старшего на полголовы, но в этот миг показался маленьким и вполне мирным.
– Веселитесь, дети, радуйтесь жизни. У нас не было такой возможности… И все-таки жалко, что отец не появился.
Он повернулся и пошел к следующей группе гостей.
– Ваш отец бывает в этом доме? – спросил Стерх Велча.
– Нет, конечно. Но дядя Вилли всегда задает этот вопрос. – Велч задумчиво смотрел на воду, уже темнеющую в ранних сумерках. – Ему кажется, что карманы у него уже набиты польскими злотыми.
– Быть может, – ответил Стерх, указав едва заметным жестом на нескольких пожилых мужчин в превосходных костюмах, окруживших Вильгельма Витунова. Один из них, повадками похожий на Витунова, заговорил со странной, звучной интонацией, в которой с трудом можно было понять лишь корни русских слов. Вероятно, это был отец Магдалены, пан Шагерински.
– Это вовсе не так просто, приятель, – в голосе Велча появились поучающие, зудящие ноты. – Конечно, сила и авторитет дяди Вилли идут вверх, поскольку лишь глухой не слышал о браке его сына с полькой. Но есть еще Нюра. А будет и ребенок, внук или внучка Витунова… А, пойдем к бару.
Стерх охотно принял предложение. Он пошел в сторону беседки так быстро, что Велчу пришлось поспевать за ним. Когда до беседки оставалось не больше десятка шагов, вдруг раздался щелчек, и на металлических стойках вокруг стола с напитками загорелись разноцветные лампы. Такой же свет вспыхнул по периметру лужайки и на террасе дома. Только теперь стало заметно, насколько основательно стемнело.
Перед баром стояла все та же карга с лысым сосунком, по-прежнему сжимая его рукав, и разговаривала с каким-то усталым, сгорбившимся дедом. Его лицо показалось Стерху знакомым, хотя он и не вспомнил, где мог видеть его.
