ее в чувство. В панике она вырвалась из его объятий и, распахнув дверцу, стремглав бросилась к дому.
— Эй, постой минутку! — смеясь, кричал Кит ей вслед. — Не надо так торопиться, лечь в постель мы всегда успеем!
Задыхаясь, она влетела в дом и прямо в прихожей наткнулась на Кори.
— Гэрриет! Слава Богу, что ты вернулась. Что с тобой, что-нибудь случилось?
Она судорожно вытирала размазанную тушь, приглаживала волосы и затискивала под пояс выбившуюся блузку.
— Ничего особенного, — пробормотала она. — Мы с Китом ездили ужинать.
— Ах, ужинать, — повторил Кори таким ледяным тоном, что Гэрриет отшатнулась, будто он ее ударил. Секунду он с неизмеримым презрением разглядывал ее всклокоченные волосы и съехавшую набок юбку, потом — словно вдруг захлопнулись ставни — его лицо приняло свое обычное каменно-бесстрастное выражение. — Впрочем, этого следовало ожидать, — сказал он. — Уильям уже целый час кричит, разрывается. Если ты и дальше намерена так же безответственно относиться к детям, то можешь хоть завтра собирать чемоданы и выметаться на все четыре стороны.
Гэрриет застыла как громом пораженная. Ее вывел из оцепенения насмешливый голос.
— Что тут за шум? Я не опоздал? — Поправляя галстук и невозмутимо вытирая следы губной помады, в прихожую вошел Кит Эрскин. — Привет, Кори. Я смотрю, ты что-то осунулся с тех пор, как я тебя не видел. Наверное, слишком рано ложишься спать.
Гэрриет не стала дожидаться ответа Кори. Сгорая от стыда и унижения, она бросилась вверх по лестнице. Неужели он выгонит ее за одну-единственную провинность?
От рева лицо Уильяма побагровело, а глаза превратились в узкие щелочки.
— Маленький мой, — шептала она, укачивая и прижимая его к себе. — Прости меня, прости!
Пока подогревалось молоко, Уильям постепенно успокаивался, а Гэрриет, наоборот, нервничала все больше. Ей ясно виделось их с Уильямом будущее, унылое и безденежное, и в этом будущем не было ни Шатти и Джона, ни даже Кори с его перепадами настроения. Как странно, думала она, прошло так мало времени, а этот безалаберный дом стал ей чуть ли не родным…
Но не успела она сунуть Уильяму его молоко, как послышался негромкий стук в дверь. Это был Кори.
— Не вставай, — сказал он ей. — Как Уильям?
— Все… хорошо, — с трудом проговорила она. — Пожалуйста, извини. Конечно, я не должна была уезжать из дома.
— Плохо, что ты уехала с Китом. Женщины интересуют его только как временные партнерши, а тебе это сейчас меньше всего нужно.
Гэрриет ниже опустила голову.
— Я… очень тебе неприятна?
Кори слегка улыбнулся.
— Время от времени мои лошади начинают взбрыкивать и показывать норов, мне даже приходится порой выбивать из них дурь. Но это не значит, что я люблю их меньше, чем раньше.
— Значит… я могу остаться?
Он кивнул.
— Без тебя мои дети осиротеют. Я не могу этого допустить. И потом, извиняться должен я, а не ты: последние несколько дней я вел себя по-свински.
Он взял в руки фотографию Саймона, лежавшую на ее столике.
— Наверное, я слишком погряз в своем маленьком аду и совсем забыл, что у других тоже есть свои горести. Гэрриет. — Он нежно провел пальцем по ее щеке. — Бедная девочка. Ты еще тоскуешь по нему?
Гэрриет покраснела.
— Да… Нет. Не знаю. Почему ты не скажешь своей жене, чтобы она завтра не приезжала? — выпалила вдруг она. — Еще можно все изменить.
— Я должен видеть их вместе какое-то время — ее и Ронни Акленда, — медленно сказал он и направился к двери.
Уже выходя, он обернулся.
— Только, пожалуйста, к приезду Ноэль убери волосы назад. Так ты чересчур хорошенькая. Чего доброго, она еще начнет встречное дело о разводе.
Едва дверь за ним закрылась, Гэрриет, с недовольным Уильямом на руках, метнулась к зеркалу. Он назвал ее хорошенькой? Кори Эрскин назвал ее хорошенькой? Но ведь за все время он ни разу не сделал ей ни одного комплимента. Она приложила ладонь к щеке, до которой только что дотрагивался Кори, и попробовала представить себе Кори Эрскина в любви; на миг ей показалось, будто она видит, как разглаживаются морщины на этом каменно-надменном лице, и слышит голос, нежный и страстный, а не глуховато-холодный, как всегда. Впрочем, она тут же устыдилась своей распущенности и потом долго еще терзалась угрызениями совести.
Тем не менее, уложив Уильяма, она все же направилась в ванную и вымыла голову.
Она уже вернулась к себе и сушила волосы полотенцем, когда в щель под ее дверью просунулся сложенный вчетверо листок белой бумаги.
На листке большими детскими каракулями, десять раз подряд, было написано: «Я больше не буду совращать Гэрриет». И ниже, обычным почерком, приписка: «Милая Гэрриет, Кори хотел, чтобы я написал это тысячу раз, но у меня заболела рука, и я хочу спать. Так что, пожалуйста, прости меня без этой тысячи. Целую, Кит».
Гэрриет прыснула. Долго сердиться на Кита Эрскина было совершенно невозможно.
Глава 19
Ронни Акленд с Ноэль опоздали по меньшей мере на час. За это время дети совершенно обезумели от отчаяния, а Гэрриет успела раз десять сбегать наверх, чтобы поправить ленту на затылке и попудрить нос. Но, когда Ноэль Белфор, закутанная в светлые меха, выбралась из своего длинного «Роллс- Ройса», Гэрриет стало ясно, что пудра потрачена зря. Такой красоты, как у Ноэль Белфор — яркой, ликующей, — не было больше ни у кого на свете. Она ворвалась в «Дом на отшибе», подобно райской птице, с пронзительным криком любви.
— Кори, милый, как ты похудел! Шатти, малышка, на тебе просто прелестное платье! Джон, ангел мой, какой ты у меня стал высокий и красивый!
Оправившись от первого потрясения, Гэрриет разглядела, что у Ноэль правильный, чуть удлиненный овал лица, бархатисто-нежная, как у лепестков магнолии, кожа и ясные, живые светло-карие с желтизной глаза. Золотое сияние исходило от великолепной гривы ее волос. Она была высокая — почти как Кори, но при этом ее тело казалось необыкновенно гибким и словно шелковистым. Под шубой у нее оказалось шерстяное трикотажное платье цвета шафрана, идеально облегавшее ее фигуру.
Поочередно заключив в объятия детей, она неожиданно обратила ослепительную улыбку на Гэрриет.
— Мне так стыдно, что мы на столько опоздали! Нет, это совершенно непростительно. Идемте скорее чего-нибудь выпьем, чтобы мне не было так стыдно. — Она подхватила Гэрриет под руку. — Вы не представляете, как я рада, что у моих детей такая няня. Я слышала о вас столько хорошего. Как только пообедаем, я обязательно зайду взглянуть на вашего малыша, а вы мне расскажете все, все о себе.
Гэрриет, ожидавшая встретить что угодно — равнодушие, высокомерие, прямую враждебность, — оказалась решительно не готова к теплому и дружескому тону. Ронни Акленд и Кори уже сидели в гостиной, беседуя об охотничьих ружьях.
К вящему удивлению Гэрриет, понравился ей и Ронни Акленд, высокий красавец в твидовом костюме. У него был довольно громкий голос, чуть красноватое лицо и прекрасные белые зубы. Он все время улыбался, скорее всего просто от смущения.
Кори уже успел восстановить самообладание и теперь производил впечатление человека, слегка раздосадованного приездом незваных гостей. За все время на его холодном, невозмутимом лице не мелькнуло и намека на бушевавшее в душе смятение.
Вот это выдержка, восхищенно думала Гэрриет. Да, доведись ей неожиданно встретиться с Саймоном,
