Руперт уже встречал Аманду Хэмилтон раньше, на званом вечере в прошлом июне, и по всем правилам пригласил ее на ленч.
– Нет, я не могй прийти, – ответила она тогда своим пронзительным высоким голосом. – На следующей неделе Эскот.
– Тогда через неделю.
– Нет, через неделю теннис.
Руперт слегка опешил, но она объяснила, что Уимблдон продолжается две недели, и она непременно должна быть на своем месте среди зрителей центрального корта ежедневно в два часа дня.
Затем, терпеливо пояснила Аманда Хэмилтон, ее ждет поездка в Америку вместе с Ролло, затем Гудвуд, а затем Шотландия.
Теперь, держа ее в объятиях в полумраке зала, под звуки мелодии «Этот парень любит тебя», Руперт восхищался ее округлыми плечами, белыми, как магнолия. Неожиданно открылась дверь, впуская новую пару на танцплощадку, и луч света ярко осветил Аманду Хэмилтон, чья внешность напоминала о шотландских мягких туманах. аманда Хэмилтон не отвернула голову, не попыталась укрыться в тени: ее красота не была тронута увяданием и не нуждалась в полумраке.
– Как прошел Уимблдон? – спросил Руперт.
– О, восхитительно. Этот американец, который чуть не взял главный приз, он такой испорченный – но, боже мой! – он действительно умеет играть в теннис. Я восхищаюсь таким напором. Странно, что всем кажется естественным, когда у художника, или музыканта, или актера сложный характер, но вот от игроков в теннис – которые, по сути, творческие натуры, – ожидается благопристойное поведение. Собственно говоря, он очень похож на вас. Вас в последнее время нелестно освещали в прессе, не так ли?
– Вы обратили внимание? – спросил Руперт.
– Драки с судьями, интрижки с кинозвездочками, жестокое обращение с лошадьми.
Руперт пожал плечами.
– Вы и жену свою бьете? Поэтому она и выглядит такой несчастной?
Руперт бросил взгляд на Элен, которая сидела, как замороженная, уставясь невидящим взором в пространство.
– А как по-вашему? – спросил он.
– У нее такой вид, словно дантист подпиливает ей зубы, и позабыл уколоть обезбаливающее.
Руперт усмехнулся.
– Не нахожу это смешным. Почему вы так скверно с ней обходитесь? Ведь она такая красивая.
– Она променяла меня на великий пост.
– Ее трудно винить, учитывая, что вы не пропускаете ни одной юбки – или, скорее, брюк, ведь в наши дни девушки чаще носят брюки, чем юбки.
– Вас, как будто, заинтересовала моя карьера.
Его рука принялась нежно поглаживать ей спину.
– Меня поражает, как человек, обладающий столь превосходными качествами, являет внешнему миру столь отвратительный облик, и вполне этим доволен.
– Я знаю, что думают обо мне друзья. Остальные люди меня не интересуют.
Аманда Хэмилтон покачала головой, отчего в ее черных волосах блеснули перламутровые гребешки.
– Когда-нибудь вам могут надоесть выступления на скачках, и вы захотите попробовать себя в чем-то более серьезном.
– Например, попробовать увезти вас в Париж.
– Ролло как-то сказал, что светский мужчина должен чувствовать себя оскорбленным, если Руперт Кэмпбелл-Блэк НЕ побывал в постели с его женой.
Руперт плотнее перехватил ее за талию. Другая его рука двинулась вверх, пока не встретила обнаженное тело.
– Мне бы очень не хотелось оскорбить Ролло, – мягко сказал он.
– Он может оказаться вам очень полезен. Вы когда-нибудь думали о том, чтобы заняться политикой?
– Нет.
– У вас должно прекрасно получиться. Вы обладаете подходящей внешностью, силой личности, магнетизмом и остроумием.
Руперт рассмеялся.
– Но не интеллектом. Моя жена говорит, что я олух.
– У вас достаточно здравого смысла, и я слышала, что вы прекрасно выступаете с речами после обеда.
– Я еще лучше произношу речи во время обеда. Обращая их к одной персоне – желательно, к вам. Когда вы согласитесь пообедать со мной?
– Мы завтра уезжаем в Г-стаад. Ах, музыка закончилась.
