Фен и серого в яблоках Харди. Фен знала, что никто из зрителей не уходит: никто не хлопал сиденьями и дверями, не было слышно топота ног по бетону. Только долгая тишина, за которой последовал оглушительный взрыв приветствий, и, когда музыкальная группа заиграла «Мне нужны красные розы для голубой леди», все принялись подпевать и хлопать в такт. Потом другие жокеи ушли с арены, и Фен осталась одна, освещенная прожектором, и послала Харди в присущий ему великолепный легкий галоп. Толпа приветствовала ее так радостно, что Фен объехала еще один круг. Быть может, Билли меня не любит, подумала она, зато они юбят. Ну почему я не могу скакать по этой арене всю жизнь?
Дадли поймал ее на площадке сбора, размахивая микрофоном, словно странным черным леденцом на палочке.
– Победа, абсолютная победа! Ты сегодня доказала, что женщины могут выступать великолепно! – взревел он со смехом. Он явно перебрал виски в палатке со спиртным. – И Харви бежал отлично. Ты должна быть счастлива!
– Да, отлично. Да, счастлива.
– Ты наврняка теперь поедешь в Лос-Анджелес!
– С лошадьми нельзя загадывать дальше, чем послезавтра, – сказала Фен.
– Тебе, должно быть, будет трудно выбирать меду ним и Эсмеральдой.
Некотрое время Фен смотрела на Дадли в раздумии.
– Ее зовут Дездемона, а его – Харди, и почему ты не снимешь свою дурацкую шляпу, когда разговариваешь с дамой? А, Дадли, зная тебя, я почти убеждена, что ты считаешь меня джентльменом.
О господи, подумала она, не надо было этого говорить.
Краем глаза позади шетландских пони и знаменитых бывших скаковых лошадей, которых выстраивали для парада персоналий, Фен увидела банду репортеров.
– Прекрасное выступление, Фен, просто волшебное! Надо выпить по этому поводу на неделе, – взревел зычный женский голос и, почти отпихнув Дадли, мимо прошла Моника Карлтон со своими уэльскими лошадьми.
– Не везет в любви, повезет в чем-нибудь другом, – сказала Фен, бледно улыбнувшись Монике.
Дадли вертелся вокруг и молол языком, прощаясь с обозревателями и напоминая им завтра посмотреть «Пьюисенс». Фен попыталась нырнуть за вагончик передвижной лавки, но репотреры были стреляные воробьи. В следующий миг они захлестнулись вокруг нее, как петля лассо, преградив ей путь к бегству со всех сторон.
– Что вы думаете о том, что жена Билли Ллойд-Фокса ждет ребенка?
– Я очень рада за него.
– Вам больше нечего сказать?
– Если ребенок вырастет таким, как Билли, то будет очень хорошим человеком.
– А если таким, как Джейни, то нет?
– Я этого не говорила. – Фен отчаянно озиралась в поисках подмоги. – Я почти не знаю Джейни.
– Вам ведь очень нрбвился Билли?
– Как может быть иначе? – сказала Фен и расплакалась. – Его любят все.
Она видела вокруг только жадные, любопытные взгляды репортеров и бешено строчащие в блокнотах ручки.
– Оставьте меня в покое, – всхлипнула она.
На блокноты легла тень.
– Сворачивайтесь, – холодно сказал Дино. Он взял двух ближайших к Фен репортеров за шивороты и одним рывком убрал их с дороги. – Проваливайте отсюда и разложите костер из своих статеек на своих же пишущих машинках. Вы слышали, что сказала леди: оставьте ее в покое.
44
Когда они вернулись в грузовик, Дино скептически обследовал холодильник.
– Один порченый авокадо, полбанки бобов и пирог с мясом, которому пора дать увольнение по выслуге лет. У тебя есть два варианта, – сказал он Фен. – Можешь выплакаться и заснуть или пойти поужинать вместе со мной. Я умираю от голода.
– Я не хочу есть. И еще я должна позвонить Джейку.
– Сара уже позвонила. Он сказал, какого черта ты рисковала Харди, он мог свернуть шею. А потом еще вымотала его этим двойным кругом почета.
Фен скорчила гримасу.
– И это вся похвала, которую я заслужила.
Дино повел ее в итальянский ресторан недалеко от Хай-стрит в Кенсингтоне, который работал допоздна. За окном Фен видела пыльные желтеющие платаны, закапанные дождем, и влюбленных под зонтиками, спешащих на последний поезд метро. Запертая в жаре, духоте и напряжении Уэмбли, Фен позабыла о существовании внешнего мира. За соседним столиком пара держалась за руки. Оживленный шум, бутылки кьянти, фотография Колизея на стенке, заботливые официанты напомнили Фен ночь в Риме с Билли, когда у нее было разбито все лицо, и он кормил ее ризотто с ложечки. Ей так мучительно захотелось быть рядом с ним, что у нее перехватило дыхание.
– О чем ты думаешь? – настойчиво спросил Дино.
