— Когда вы в последний раз ее видели?
— Позавчера.
— Здесь?
— Нет. У себя в кабинете.
— Какова она была, когда вы в последний раз с ней разговаривали? Она выглядела подавленной?
— Совсем наоборот. Она была вполне бодрой для нее и полна энтузиазма по поводу новой картины, в которой ей предстояло сниматься.
— Почему — «для нее»?
— Мисс Амес — очень несчастная молодая женщина.
— Из-за чего это ей быть несчастной?
— Из-за многих вещей. В основном из-за чувства неуверенности и сильно развитого комплекса неполноценности.
— Вы меня разыгрываете.
— Нет.
— Со всеми ее деньгами и ее друзьями?
— Я сейчас не вижу здесь никаких друзей.
Лейтенант показал на пластмассовый флакончик из-под таблеток, лежащий на ночном столике у кровати:
— Ее горничная говорит, когда она прошлой ночью разобрала постель, в нем было полтора грана секонала. Это вы прописали?
— Нет. Я думал, что вывел ее из этой фазы.
— Вы знаете, где она могла это достать?
— Нет.
— Вы знаете имя ее терапевта?
Гэм задумался на какой-то момент:
— Нет, не знаю. Во всяком случае, нынешнего. Помимо прочих ее проблем, она неврастеничка и все время ищет себе новых докторов.
Он подошел ближе к кровати и прижал тыльную сторону ладони к горлу девушки. Пульс был, но он едва прощупывался.
— Что вы думаете? — спросил он студийного врача.
— Я бы ни за что не поручился, — пожал плечами тот. Он взглянул на полицейского врача. — Но в настоящий момент мне хотелось бы отвезти ее в Велльский госпиталь, и как можно быстрее.
Гэм отошел от кровати, чтобы дать возможность двум санитарам «скорой помощи» переложить актрису из смятой постели на носилки. Когда они это делали, ее прозрачное неглиже, единственная одежда, которая на ней была, соскочило со столь часто фотографируемого и публикуемого тела.
— Вот это да! — восхитился один из них. — То, что надо!
Гэм взял сложенную простыню с изножия носилок и прикрыл обмякшее тело девушки, потом дошел с носилками до входной двери.
Харрис перестал пялиться на ковер и звонил по телефону. Он прикрыл рукой микрофон:
— Она выживет?
— Они до сих пор не знают, — сказал Гэм.
Домик на ранчо был оснащен кондиционером, но система сейчас не работала. Гэму было жарко и нехорошо, и он включил ее.
— Только не говорите, — сказал он Траверсу, — что вы заставили меня приехать сюда, в такую даль, чтобы сообщить вам, что я не прописывал этого секонала. Я мог бы сказать вам об этом по телефону.
— Нет, — покачал головой офицер полиции. — Когда я звонил вам, думал, что она уже мертва, а ваше имя — единственное, которое пришло на ум ее горничной.
— Она оставила какую-нибудь записку? — спросил Гэм.
— Нет.
— Вы хотите, чтобы я поехал в госпиталь вместе с вами?
Траверс зажег сигарету:
— Не то чтобы очень. Но поддерживайте с нами связь. — И добавил: — Знаете что? Вы можете оставить мне свой домашний адрес.
Гэм написал адрес Каса-дель-Сол на обратной стороне своей визитной карточки и отдал ее лейтенанту.
— Если меня не будет там или в кабинете, мои секретари-телефонистки смогут со мной связаться. — Он понаблюдал, как Траверс проходит в дверь, как идет по двору и скрывается за воротами. Потом прямо спросил Харриса: — Из-за чего меня вызвали?
Студийный специалист по улаживанию конфликтов усмехнулся:
— Ну, вы довольно привлекательный на вид мужчина. В расцвете сил. Каждый считает, что все психиатры такие же чокнутые, как и их пациенты. И, будучи сам хорошим семьянином и, вероятно, чуточку завидуя, лейтенант, несомненно, думает, что вы играли с ней в папу-маму.
Гэма это объяснение не развеселило.
— Спасибо. Большое спасибо.
Он пересек двор, открыл ворота и к своему автомобилю прошел уже в окружении репортеров, которым отказался что-либо комментировать. Что он мог сказать? Он знал об этом деле не больше, чем они.
С какой бы стороны Гэм ни смотрел на случившееся, история была скверная. Ему нравилась Глория Амес, несмотря на ее довольно свободную половую жизнь. Нельзя было целиком винить девушку. Она лишь из кожи вон лезла, чтобы угождать, имея хрупкую душу ребенка в роскошном женском теле. Он мог бы назвать по меньшей мере четырех своих пациенток, богатых женщин с положением в обществе, чьи прелести начали увядать, которые, чтобы убедить самих себя, что они по-прежнему привлекательны для мужчин, из тщеславия обслуживали еще больше мужчин, включая своих шоферов, дворецких, садовников и мужей своих лучших подруг, чем Глория. Тем более, что она каждое свое приключение принимала за любовь. Нет, Глория в большей степени была используемой, чем грешницей.
Человеческий разум — всепоглощающая штука. По сравнению с его отклонениями, сложностями и аномалиями терапия и общая врачебная практика является для психоанализа тем, чем является потница на детской попке для интраперикардиального кровотечения. Тем не менее он спрашивал себя, в чем в данном случае допустил ошибку, сплоховал. Очевидно, он копал недостаточно глубоко.
Пока Гэм ехал по петляющей дороге, он ощутил голод и уже подумывал о том, чтобы остановиться где- нибудь, выпить холодного и съесть сандвич. Потом, взглянув на часы, сообразил, что благодаря лейтенанту Траверсу выбился из графика. Он поехал прямо в свой офис.
Его регистратор была обеспокоена:
— Как мисс Амес?
— Неважно, — сказал Гэм. — Они не знают, выживет она или нет.
— Ах, бедняжка, — сказала девушка. — Я ни одной ее картины не пропустила.
Оставалось надеяться, что это не станет ее эпитафией. Он направился было в свой личный кабинет, потом взглянул на запись приемов и отметил, что имя миссис Карстеирз зачеркнуто, а под ним написано имя миссис Пол Мазерик.
— В чем дело? — спросил он регистратора.
Она взглянула на список:
— А, это! Видите ли, миссис Карстеирз позвонила и сказала, что сегодня она не сможет прийти, а едва я повесила трубку, как позвонила миссис Мазерик и попросила, чтобы вы приняли ее как можно скорее. Она сказала, что вы знаете, кто она такая, что вы живете в одном доме. Вы ее действительно знаете?
— Да. Немного. Пару раз они с мужем поднимались ко мне на коктейль. Еще разговаривали в бассейне и в солярии. Он довольно педантичный, но она — очень эффектная и хорошо образованна для девушки, которая провела большую часть юных лет в лагере для перемещенных лиц. Вы уверены, что она хочет видеть меня как доктора?
— Она сказала, что это очень важно.
— Ну хорошо. Направьте ее ко мне, когда придет.
