— Ну да, конечно, — сказал Гэм. — Вы, наверное, имеете в виду Руби. Вон она, там, красивая девочка, которая разговаривает с молодым человеком.
Шофер дотронулся до края своей фуражки.
— О да, сэр. Теперь я ее вижу. Вчера она зашла в дом с молодым мистером Уолласом и произвела на нас на всех такое сильное впечатление. Какое несчастье! Из них получилась бы красивая пара!
Глава 25
Воспоминание было смутным, но подлинным. Когда ей было четыре года и она с мамой и Верой жила на ферме в пригороде Чикашей, иногда по утрам, если накануне она была хорошей девочкой, мама разрешала ей сходить до школы вместе с Верой.
От их крыльца до единственного бензонасоса перед магазином мистера Блевина было полмили. Они с Верой сходили с грунтовой дороги и шли напрямик через выгоревшие пастбища, кукурузную стерню и пересохшее русло реки, в котором, как утверждала Вера, когда-то была вода, а потом топали еще две мили, пока не добрались до грязно-белого однокомнатного строения в тополиной роще.
Насколько помнила Руби, ей всегда нравилось ходить к школе, пусть даже ее всегда полненьким ножкам приходилось работать как поршням, чтобы поспевать за Верой. Зато путь обратно до дома не был таким приятным.
Деревья и камни, ограды и забитые пылью, заброшенные лачуги на ферме выглядели совсем иначе, когда она одна. Она боялась, что за одной из них притаился тигр, индеец или негр.
Ей всегда хотелось пробежать всю дорогу до дома, но у нее так уставали ноги, что приходилось часто садиться для отдыха, а единственными звуками, слышными ей, были тихие дуновения ветра и шелест осыпающегося песка.
Сейчас она чувствовала себя почти так же, когда под дождем поднималась на холм, к Каса-дель-Сол. Ей хотелось просто опуститься на мокрую дорожку и заголосить, как в четырехлетнем возрасте. И как же она не понимала! Ей просто заказано что-либо — и тем более такое чудесное, как Уолли.
— Ты хорошо себя чувствуешь, Руби? Может быть, у тебя тошнота или еще что-нибудь?
— Нет, — сказала она ему.
— А у тебя не будет неприятностей с твоей сестрой?
— Я сумею поладить с Верой.
— Тогда я, пожалуй, лучше поеду в Даго.
— Пожалуй, да, — сказала она.
Руби вытерла слезы и дождь со своего лица надушенным платком, который ей дала миссис Фабер. Прежде чем они расстались, Уолли обнял ее и поцеловал в последний раз, а затем заломил кепку набекрень и съехал с холма, загудев в клаксон, когда заворачивал за угол.
Это был последний раз, когда она видела Уолли Фабера, свою первую любовь. Уолли мертв. Мистер Фабер сказал ей об этом только что.
— Полиция смогла восстановить подробности аварии. Уолли ехал слишком быстро в густом тумане. Он был так счастлив, что дал выход своим чувствам, он ехал с превышением скорости. Так что, когда он все- таки увидел грузовик, если он вообще его увидел, он врезался в него, даже не успев нажать на тормоза.
Грязный, паршивый сельский грузовик, груженный спелыми помидорами! И теперь Уолли мертв, и ей не придется увидеть Гавайи или залив Канеохе, или вести хозяйство, или рожать ему детей в маленькой квартирке рядом с базой, после того как они поженятся в Гонолулу.
Не обращая внимания на пристальные взгляды любопытных, которых дождь загнал в порталы и под арки зданий, тянувшихся вдоль улицы, Руби прислонилась к стволу дуба и зарыдала.
Теперь все, что у нее осталось, — это воспоминания.
«Привет, красавица. Мы, случайно, незнакомы?» А то время, что они провели вместе в пляжном мотеле!… Она никогда не забудет одного момента из этих часов. Все это было так чудесно, как будто нарочно задумано.
— Почему ты мне не сказала?
— Не сказала тебе что? — спросила она его.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Я думала, ты знаешь, — сказала она. — Потому что я думала, что ты хочешь меня. Потому что уезжаешь и я никогда тебя больше не увижу. Потому что ты был таким милым со мной, а это все, что я могу тебе дать. Потому что я люблю тебя. А теперь, если ты собираешься, черт побери, закончи с этим и выпусти меня отсюда!'
Вместо того чтобы дать ей хорошего тумака за то, что она ведет себя так, он силой снова уложил ее на кровать и убрал волосы с ее глаз.
«Господи, ты сумасшедшая, чудесная, растерявшаяся глупышка. Неужели ты не видишь, милая? У меня настоящее чувство. Я был настолько уверен вот уже несколько дней. „Это — та самая“, — говорил я себе. Вот почему я привел тебя домой сегодня днем и познакомил с родными».
Потом он надел ей на палец свое классное колечко и попросил выйти за него замуж. 'Вряд ли мы сможем пожениться до того, как я выйду в море. Мы даже не успеем слетать в Вегас.
Но как только меня оформят в заливе Канеохе и я получу разрешение у своего командира — вероятно, через две-три недели, я пошлю за тобой, и мы сможем пожениться и снимем квартиру рядом с базой'.
Так говорил Уолли. Так он ей обещал. Теперь это только мечта, которую она прежде лелеяла. Теперь она никогда уже не станет миссис Уоллас К. Фабер IV. Теперь она никогда не будет жить в большом доме с высокими потолками. Теперь у нее никогда не будет чайного сервиза из серебра установленной пробы и дворецкого, открывающего ей дверь. Все еще ошеломленная известием о смерти Уолли, Руби старалась не быть циничной, но ничего не могла с собой поделать. Теперь все кончено. Восемнадцатилетний морской пехотинец погиб в окровавленном месиве из стали и раздавленных помидоров.
Она никогда не почувствует, как ребенок Уолли, их ребенок, шевелится в ее теле…
Руби прижала мокрые ладони к голове и провела ими по мокрым волосам. Отец и мама Уолли чудесно к ней отнеслись. У нее не было необходимости стоять здесь, под дождем, и наблюдать, как полиция пытается выкурить грязного мексиканского убийцу из пентхауса доктора Гэма. В настоящий момент она могла бы ехать в «роллс-ройсе» с шофером, быть на пути к Беверли-Хиллз.
Они упрашивали ее поехать домой вместе с ними. А теперь Томасу, шоферу, предстояло забрать ее утром и отвезти в морг в Беверли-Хиллз. Не в похоронный зал, а в морг.
Лицо Руби, когда она подумала о Вере, скривилось в гримасу. Сестра, вероятно, станет утверждать, что Руби регулярно спала с Уолли.
«Ну конечно. Еще бы. Что он сделал, надел презерватив? Тогда, пожалуй, ничего страшного».
Проходящий мимо детектив остановился у дерева.
Руби и не заметила, что говорит вслух.
— Вы что-то сказали мне?
Руби печально посмотрела на него сквозь дождь:
— Нет. Наверное, я просто разговаривала сама с собой.
Детектив подошел ближе:
— Мне показалось, что я вас знаю. Ну конечно! Вы — та детка, с которой все это началось. — Он быстро добавил: — Поверьте мне, мисс, я не хотел, чтобы это так прозвучало. Я только имел в виду, что вы девушка, которую Ромеро — ну, вы понимаете…
— Да, — сказала Руби. — Я понимаю.
Офицер проявил заботу:
— Послушай, сестренка. Я знаю, что внизу, в гараже, толпится много народу и тебя, наверное, так допекли вопросами, что ты готова была заплакать. Но тебе не надо бы стоять здесь, снаружи, в таком тонком платьице. — Он снял свой плащ и набросил ей на плечи. — Сейчас тебе лучше бы снова подняться на холм и уйти с этого дождя. Держись поближе к зданиям. Ромеро не стреляет с тех пор, как этот психоаналитик разговаривает с ним, но все-таки всякое может случиться. — Он покачал головой. — Ей-богу, я изменил свое мнение насчет айболитов. У этого парня, Гэма, побольше выдержки, чем у меня. Ромеро палит во все, что движется, особенно когда снова включили освещение, а док едет себе наверх в лифте как ни в чем не бывало. И когда Ромеро сказал ему убираться, да поживее, как ты думаешь, что ответил Гэм?
