числящихся в их штате свободных секретарей-машинисток, которые даже из других стран могли эффективно исполнять возложенные на них обязанности. Главным же преимуществом Кары было то, что у нее в мире бизнеса уже сложились довольно обширные связи.
За определенную сумму — как правило, контракт заключался на год плюс расходы на транспорт и телеграммы — она с удовольствием связывалась с известными фирмами по продаже цветов, кондитерских изделий, ювелирными и меховыми магазинами и делала им заказ: в такой-то день и час вручить определенному лицу, мадам, сеньоре или фрау, две дюжины красных роз, пятифунтовую коробку сладостей, платиновый браслет или норковую шубку. К такому подарку должна была прилагаться красочная поздравительная карточка со словами “С днем рождения!” или “Поздравляю с юбилеем!” за подписью “Роберто”, “Антонио”, “Франциско” или “Конрад”.
У Кары хранился еще один список, несколько короче предыдущего, с именами мадемуазелей, сеньорит и фрейлейн, которых их знакомые если и не поздравляли с днем рождения, то в один из всеобщих праздников подарки с открытками посылали обязательно.
Стоимость одной такой услуги стоила немного, но суммарный годовой доход Кары с учетом ее обширной клиентуры да плюс то, что она получала, ведя переписку с партнерами своих клиентов, выливался в приличную сумму. Во всяком случае, девушка могла приобрести себе из одежды то, чего раньше просто не могла себе позволить. Так, она купила себе шикарную норковую шубку и вечернюю пелерину из дорогого белого меха, правда с очень большой скидкой.
Теперь Кара отметила в списке фамилии четырех клиентов, заняться которыми требовалось в первую очередь, взяла стопку телеграммных бланков, оторвала один и вставила его обратной стороной в пишущую машинку. Затем, желая проверить скорость печатания и удобства новой машинки, она включила ее и быстро застучала по клавиатуре. Оказалось, что буквы “а” и “к” немного заедают, а “е”, если сразу же не убрать с нее палец, пропечатывается дважды. Но для Кары эти неполадки в машинке “IBM” не имели никакого значения — и с ними она могла нормально работать. Клавиша перевода строки срабатывала нормально. Так что в целом техника была в хорошем состоянии. “Уверена, что мы с тобой подружимся”, — ласково глядя на пишущую машинку, подумала девушка.
Вытащив телеграфный бланк, она снова вставила его между роликами, но уже лицевой стороной, и быстро забарабанила по клавишам. Напечатав пробную фразу, Кара выдернула листок и, прочитав текст, от досады облизнула губы — вместо более привычной для нее фразы — “Приличным мужчинам пора закругляться со своей вечеринкой”, — девушка, сама того не сознавая, напечатала: “Тебе, единожды побывавшему со мной в ванне и дважды в постели, спасибо”, — промолвила непорочная девушка”.
Допущенная Карой ошибка объяснялась легко — после того как она, перед рассветом поцеловав Джека Мэллоу и пожелав ему спокойной ночи, собиралась заснуть, в ее памяти, непонятно отчего, вдруг всплыли слова веселой песенки, которые и сейчас не давали ей покоя. Она даже не помнила, где слышала этот куплет, слова которого не рифмовались.
Кара вновь посмотрела на бланк, на ту его строчку, где указывался отправитель телеграммы, и обомлела. Там значилось:
'Миссис Мэллоу, Талапалуза, штат Джорджия”.
Девушка смяла испорченный бланк и швырнула его в корзину. “Вот еще: Только этого не хватало. У меня в семье уже был один дурачок, правда ирландец, а второго я не потерплю. Если кто-то и решил, что я могу выйти замуж за того, кто способен говорить лишь о своих чувствах ко мне и о маленьком самолетике, который собирается купить, чтобы опрыскивать ядохимикатами поля в районе этого вшивого городка под названием Талапалуза, то глубоко ошибается”, — подумала она.
Глава 8
Отец Динант помешал последним кусочком поджаренного хлеба в чашке с теплым молоком, стоявшей на подносе, доставленным в его номер официантом, и мысленно поблагодарил того, кто так предусмотрительно добавил к его заказу дополнительную порцию этих румяных сухариков и еще одну плошку горячего молока.
По правде сказать, так называемое мясо по-монастырски не оказалось вкуснее тех блюд, которые ему уже довелось попробовать. Самое лучшее, что священнослужитель мог сказать о нем, так это то, что вкус у него лучше, чем у вяленой козлятины, маисовых лепешек и сырой рыбы, которыми он кормился на долгом пути из Леопольдвиля после того, как симбасы сожгли здание церкви и убили отца Шарлероя, сестер Марию Терезу и Анну Кларису. Отец Динант полагал, что полезнее для его здоровья будет съесть одно это блюдо, чем обильный завтрак, состоящий из гречневых лепешек, кленового сиропа, куска говядины, тарелки сваренных вкрутую яиц и нескольких кусков яблочного и вишневого пая, которым, будучи еще мальчиком, лакомился в Северном Мичигане.
Во время последнего обследования врач заверил отца Динанта, что его рука и желудок идут на поправку и что через семь-десять дней он сможет есть все, что душа пожелает, и приступить к своим обязанностям священника.
Отец Динант закурил первую из трех сигар в день — норма, которую он сам себе установил, — и, заложив руки за спину, встал в проеме двери балкона, задумчиво глядя на океан. “Прав был Гамлет, сказав: “Вот в чем вопрос”, — подумал он. — Всего немного южнее Майами и Майами-Бич находится на западном побережье Африки страна Конго, а как они все-таки далеки от меня”.
Хотел ли святой отец вернуться обратно? Мог ли он заставить себя вернуться в эту Африку? Имеет ли епископ моральное право снова послать его туда? А если предложит, что он тогда ему ответит?
Вынужденный отпуск, который он проводил, остановившись в фешенебельном отеле, уже подходил к концу и был полностью оплачен высокопоставленным служителем протестантской церкви и двоими очень богатыми людьми, один из которых владел шахтой, а другой — металлургическим заводом. Оба когда-то промышленники, они являлись прихожанами его прихода в Аппер-Пенинсуле. Роскошная жизнь для отца Динанта подходила к концу через несколько дней, и он чувствовал необходимость бесповоротно решать вопрос — ехать ему обратно в Африку или нет.
Священник взял газету, которую каждое утро подкладывали под дверь его номера, и, пустив облако табачного дыма, вышел с ней на балкон. Ему хотелось ознакомиться с новостями и заодно погреть на солнце свою правую руку. “Что ни говори, а мне все-таки сильно повезло — задень копье африканца кость, я бы, скорее всего, правой руки лишился”, — подумал отец Динант.
Прищурив глаза, он уставился в газету. Судя по заголовкам, напечатанным на первой полосе, ничего глобального в мире за прошедшую ночь не произошло. Как всегда, всюду творилась полная неразбериха.
'Вооруженный мужчина убил нового премьер-министра Бурунди, второго за этот год”… “Реактивные самолеты и катера совершили рейд в глубь Северного Вьетнама”… “Атеист-заключенный выступил против совершения в тюрьме церковных обрядов”… “Генеральный секретарь ООН У Тан вновь призвал страны- участницы погасить задолженность по членским взносам”… “Двое брошенных детей обнаружены в автомобиле на Флаглер-авеню”… “Малайзия и Индонезия обвиняют друг друга в нарушении границы”… “Послу Соединенных Штатов приказано покинуть Дар-эс-Салам”…
Отец Динант перевернул страницу, но и там оказалось не лучше: “Насер вновь пообещал Соединенным Штатам, что их солдаты “нахлебаются морской воды”.
'А между тем, — подумал святой отец, — египтяне со своей слабой экономикой надеются на нашу помощь”.
'Главы правительств Кении, Уганды и Танзании проводят совещание, на котором обсуждается, как увеличить помощь конголезским повстанцам”… “Отношения между Францией и Великобританией достигли самого низкого”… “Россия подала формальный протест против воздушного моста, организованного союзниками для Западного Берлина”… “В нарушение резолюции ООН на границе между Израилем и Иорданией возникла двухчасовая перестрелка, повлекшая за собой многочисленные жертвы с обеих сторон”… “На Холавер-Бич группа молодых хулиганов напала на девочку-подростка и изнасиловала ее”… “Еще одна двенадцатилетняя девочка ушла из дому и не вернулась”…
Отец Динант стряхнул с сигары пепел. Единственным сообщением, по крайней мере на первых страницах газеты, не имевшим отношения ни к убийствам, ни к вооруженным конфликтам, ни к пропавшим или подброшенным детям, оказалась совсем крохотная заметка, описывавшая банкет, устроенный в Будапеште для советской делегации, состоявшей из высоких партийных боссов, с лотереей, в которой разыгрывался
