Он подхватил Сириллу на руки и подсадил в седло. Потом вскочил на своего жеребца и обратился к собравшимся жителям деревни:
— Чем быстрее мы вернемся в замок, тем скорее вы получите то, что я обещал.
При этих словах он развернул лошадь. Сирилла последовала за ним. Женщины побежали рядом с ее лошадью, продолжая при этом благодарить Сириллу. На краю деревни они отстали, и она махала им до тех пор, пока они с герцогом не скрылись в лесу.
Некоторое время они ехали в молчании, и наконец герцог спросил:
— Ты совсем не испугалась?
— Только вначале, — призналась Сирилла. — Но после того, как мне удалось спасти малыша, я поняла, что они не причинят мне никакого вреда.
— Расскажи, как ты это сделала.
Она рассказала, что видела, как один пастух в поместье ее отца спас ягненка, и как потом кардинал сказал, что жизнь дается Богом, но иногда Он может передать это право другим.
— В жизни не слышал ничего подобного! — воскликнул герцог.
— Они намеревались похитить вас, а потом пригрозить вам, — еле слышно проговорила Сирилла, — но я объяснила им, что вы не имели ни малейшего понятия о том, что происходит в их деревне.
Помолчав, герцог сказал:
— Как бы там ни было, но ты осуждаешь меня за то, что я довел поместье до такого состояния. Сирилла не ответила.
— Скажи мне правду, — с усмешкой потребовал герцог.
У Сириллы возникло впечатление, будто он хочет насильно вызвать в ее душе чувство отвращения к самому себе.
— Я понимаю, монсеньер, — через некоторое время проговорила она, — что вы всего себя посвятили помощи бедным и несчастным в Париже, Но и здесь есть те, кто нуждается в вас, — ведь это ваши люди.
Герцог уже открыл рот, чтобы возразить ей, но промолчал. Она заметила, что на его лице промелькнуло какое-то странное выражение.
Герцог пришпорил лошадь. В замке их ждал Пьер де Бетюн. Завидев их, он сбежал по лестнице. На его лице отразилось непередаваемое облегчение.
— С вами все в порядке, мадам? — спросил он.
— Да, — ответила Сирилла, — но вот у монсеньера появилось очень много дел, которые не терпят отлагательства. — Помолчав немного, она добавила:
— Прошу вас, поторопитесь.«это срочно — очень срочно!
Она была уверена, что Пьер де Бетюн выполнит ее просьбу, поэтому спокойно прошла в дом, оставив герцога отдавать приказания. Ей показалось, что его решительность и резкий голос удивили не только казначея, но и остальных слуг.
Почувствовав страшную усталость, она поднялась в свою спальню.
Горничные помогли ей снять амазонку и переодеться в легкое платье.
Сирилла спустилась вниз. Она испытывала голод, однако воспоминание о страданиях крестьян, которые так долго жили почти впроголодь, питаясь чем попало, заставило ее устыдиться своего желания поесть.
Герцог ждал ее в гостиной. Когда Сирилла вошла, он протянул ей фужер с вином.
— Выпей, — сказал он. — Это то, что тебе сейчас необходимо.
— Мне действительно хочется что-нибудь выпить, — призналась Сирилла. — Вы уже сделали все, что нужно для тех людей? — не удержавшись, спросила она.
— Нет, не все, — ответил герцог. — Понадобится какое-то время, чтобы пригнать в деревню коз и привезти кур. Но я уже отправил в Токсиз довольно значительный запас продуктов: ветчину, рыбу и хлеб из нашей кладовой.
— Спасибо… спасибо. Я знала, что вы сделаете нечто подобное, — проговорила она.
Ее удивило выражение, появившееся в глазах герцога, который продолжал пристально смотреть на нее.
— Вы уже виделись с управляющим виноградниками? — спустя несколько секунд спросила она.
— Он сейчас ждет меня, — ответил герцог. — Ожидание пойдет ему только на пользу. Наверное, он уже знает, что произошло.
— Вы собираетесь уволить его?
— Я вот спрашиваю себя, кто из нас в большей степени виноват перед этими людьми, — он или я, — не сразу проговорил герцог. — Ты правильно сказала, Сирилла: я действительно ответственен за них.
— Он проявил жестокость по отношению к ним, — заметила она, — а вы просто не способны на такой низкий поступок!
Ей показалось, что герцог хотел что-то сказать, но в этот момент объявили, что обед подан, и они направились в столовую.
Невзирая на протесты Сириллы, герцог настоял, чтобы она после обеда прилегла отдохнуть.
— Что бы ты там ни говорила, ты просто не можешь не быть уставшей, — заявил он. — Ведь ты оказалась в такой ситуации, которая вымотала бы любого человека.
— Я хочу… побыть с вами, — запротестовала Сирилла.
— Я собираюсь допросить управляющего, — сказал герцог. — У меня есть подозрение, что наша встреча будет не из приятных, поэтому, признаюсь тебе, мне не хотелось бы, чтобы ты присутствовала при нашем разговоре.
— Тогда я прилягу, — сдалась Сирилла. — Но, пожалуйста, монсеньер, давайте завтра съездим на виноградники? Я так давно ждала этой прогулки.
— Завтра мы обязательно туда поедем, — пообещал герцог.
Он увидел, как загорелись ее глаза, и сказал себе, что рано еще думать о возвращении в Париж, когда в поместье так много работы.
Ну почему, спросил себя герцог, охваченный внезапным бешенством, почему управление поместьем так ухудшилось по сравнению с тем временем, когда хозяином был его отец?
Однако он боялся произнести вслух ответ, который и так был прекрасно ему известен.
Сирилла отдыхала в прекрасной спальне, в которой в течение многих веков не раз останавливались французские королевы.
Ей очень нравилась бледно-голубая парча, которой были обиты стены; роспись потолка, изображавшая Венеру, окруженную купидонами; застилавший пол толстый абиссинский ковер, рисунок которого был выполнен в розово-голубой гамме, которая сочеталась с остальной отделкой комнаты.
Легкий ветерок слегка шевелил шелковые шторы, и Сирилле казалось, что его дуновение приносит с собой нежные звуки музыки.
— Я счастлива, — сказала она себе, — я гораздо счастливее, чем могла себе представить, и только потому, что рядом монсеньер. Какой же он замечательный! — Она вспомнила об утренних событиях и добавила:
— Эта неприятность случилась только потому, что он жил в Париже.
Она помолилась. В своей молитве она просила Господа, чтобы у герцога появилось много работы в доме и в поместье и чтобы у него не возникало желания слишком скоро вернуться в Париж.
— Там его будет недоставать, — проговорила она, — но он нужен и здесь — очень нужен!
Она знала, что не только Токсиз, но и другие деревни поместья требуют внимания герцога. Все существо Сириллы стремилось к тому, чтобы находиться подле него и вместе наслаждаться миром и покоем Турена.
Сирилла боялась Парижа. Она прекрасно понимала, что чувствовала бы себя потерянной, неопытной и неловкой, окажись она в изысканном и блестящем светском обществе, в котором, без сомнения, вращался герцог и о котором она не имела ни малейшего представления.
Если бы мама была жива, подумала Сирилла, она помогла бы дочери войти в этот мир. А из-за того, что отец никогда не интересовался жизнью света, она была вынуждена сидеть дома. И поэтому Сирилла была уверена, что совершит массу ошибок на этом пути, так как у нее не было никого, кто мог бы направить
