Перед ними было низкое помещение, и, когда они зашли в него, солнечный свет пропал. Сначала герцог ничего не мог видеть, ощущая вокруг себя лишь сырую, прохладную темноту.
Ириза стояла совершенно неподвижно, и он держался за ее руку, как будто боясь, что может потерять ее.
По мере того как его глаза начали привыкать к темноте, он увидел свет, проникавший через крошечное отверстие в потолке и освещавший женскую фигуру вблизи них.
Это было тело молодой женщины с пышными бедрами, упругими грудями и львиной головой вместо лица.
Столь неожиданное зрелище составляло контраст с чудовищно громадными колоннами снаружи, купающимися в ослепительных лучах солнца, и герцогу оставалось лишь молча взирать на статую богини, которая, как он вспомнил из прочитанного, была богиней войны.
Внезапно богиня исчезла, и было ли видение порождением его воображения, или оно действительно вырисовывалось в этом тесном, как камера, святилище?
Сейчас он был воином в доспехах и командовал солдатами, маршировавшими рядом с ним.
Ему было известно, что они только что прибыли по реке на корабле и сошли с него после долгого пути. Они устали, проплыв огромное расстояние, и в то же время ощущали подъем оттого, что достигли наконец цели Он выполнял приказ сопровождать и охранять ту, которую несли теперь на носилках на своих плечах шестеро сильных мужчин. Герцог поднял голову и увидел, что принцессой, которую он привез из своей страны, была Ириза!
Он видел ее лицо, обрамленное драгоценностями, и знал, что она была наряжена в свои лучшие одеяния, потому что прибыла в Египет как невеста для фараона.
Сопровождая ее, герцог понял, что всей душой любит эту женщину, которая была вверена его попечению и которую он доставил в качестве невесты для другого человека.
Он понимал, что как только передаст ее в руки египтян, то должен возвратиться в свою страну, и тогда уже больше не увидит ее Но он оставит свое сердце с нею.
Приближаясь к величественному Дворцу фараонов, невыносимо было думать о том, что принцесса так же любит его и ни он, ни она не в силах воспротивиться судьбе.
Герцог не был даже уверен, что они говорили друг другу о своих чувствах, но слова были не нужны.
Любовь крепко соединяла их в единое целое, и о своей любви они знали еще в прошлом, и ей не суждено было умереть в будущем.
Как воин, он понимал, что фараоны берут в качестве великих главных жен своих сестер или порой даже своих Дочерей.
В додинастические времена имущество и владения передавались следующему поколению по материнской линии, наследование производилось по материнскому, а не по отцовскому роду, Поэтому, стремясь оградить свой титул от малейшей тени сомнения в его законности, фараон брал в жены каждую женщину, имеющую хотя бы отдаленную возможность претендовать на трон.
Кроме своей главной и высокочтимой царицы, он имел, говоря современным языком, «политических жен» — чужестранных принцесс, посылаемых их отцами в жены царю египетскому с целью укрепления дипломатического союза между странами.
Были еще «жены», вводимые в царский гарем, но лишь дети главной жены и «политических жен» признавались принцами, принимая на себя часть огромного могущества, величия и божественных качеств самого фараона.
Все это пронеслось в сознании герцога, пока он маршировал рядом с резными позолоченными носилками, на которых несли принцессу.
Он поднял голову, и ее голубые глаза встретились с его взглядом. Они оба оплакивали жестокость предстоящей разлуки.
Они могли лишь сказать друг другу молчаливое «прощай» и верить в то, что их любовь устоит перед временем до конца их жизни, а быть может, благодаря какой-то магической, неведомой им силе, преодолеет и смерть, и могилу.
Впереди герцог увидел солдат фараона и его слуг, вышедших приветствовать новую невесту. Появились женщины с цветами и дети, несущие лепестки роз, чтобы усыпать ими путь принцессы.
Он еще раз взглянул в эти голубые глаза, искавшие его лицо.
«Прощай, моя любовь», — отозвалось в его сердце.
Затем все снова погрузилось во тьму. Видение исчезло.
Остался лишь свет на богине с головой львицы.
Спустя долгое время, хотя, может быть, прошло всего несколько минут, герцог обнаружил, что сидит возле священного озера.
Рядом с ним была Ириза. Он смотрел на спокойную гладь воды, на которую когда-то священники с благоговением опускали царскую кедровую ладью с телом умершего фараона, и гадал, не сошел ли он с ума, а может, выпил наркотик, вызвавший эти странные галлюцинации.
Не было еще в его жизни случая, чтобы он не контролировал бы своим разумом и телом, и он всегда считал, что никому не удастся загипнотизировать его.
А может, сейчас это проделала с ним Ириза? Но герцог тут же отогнал эту абсурдную мысль.
От прикосновений лучей солнца вода ослепительно сияла, и словно чужим голосом герцог спросил:
— Вы видели то, что видел я?
После небольшой паузы Ириза ответила:
— Я… я видела это… раньше.
— Вы видели, как мы расстались, быть может, в прошлой жизни?
— Да, но могли быть и другие.
— Другие жизни?
— Возможно… я… не знаю. В Египте можно видеть только… те жизни, которые проходили… здесь.
— Мне не совсем понятно, но вы в это верите.
Герцог понял, что сам того не желая, принуждает ее к объяснению. Помолчав, она сказала:
— Я знаю, что вы подозреваете меня в какой-то уловке, но это совершенно невозможно.
— Куда мы входили?
— В святилище богини Сахмет. Это единственное святилище во всем Карнаке, в котором еще сохранилась статуя божества.
— И вы нашли его сами? Или кто-нибудь еще знает о нем?
— Гиды никогда не водят туда посетителей. Они боятся.
Но папа обнаружил его вскоре, как мы приехали в Луксор, и я думаю, что именно в этом святилище он узнал, что приведен сюда ради определенной цели.
— Какой цели?
— Я хотела бы, чтобы он сам рассказал вам об этом, когда поправится.
Герцог помолчал немного, затем сказал:
— Я все еще в большом смятении от всего увиденного, и вы должны понять, что я пытаюсь найти этому объяснения.
Ириза рассмеялась, и ее серебристый смех будто пробежал легкой рябью по поверхности священного озера, развеяв устрашающе тягостное впечатление от великого храма позади них.
— Чему вы смеетесь? — спросил герцог.
— Тому, что вы такой англичанин! Точь-в-точь как мой папа, когда он впервые приехал сюда и подозревал шарлатанство во всем! «Всему можно найти разумное объяснение!» — говорил он мне, пока не уверился в полной разумности того, что мы уже жили когда-то в прошлом.
Она ожидала, что герцог будет спорить с нею, но он молчал, и она продолжала:
— Так же, как Нил никогда не высыхает, так и жизнь продолжается сезон за сезоном, год за годом, век за веком.
Герцог внезапно заметил, как багрово-красное солнце опускается уже к горизонту, и поднялся на ноги.
— Я должен проводить вас до дому, — сказал он. — Поскольку я пытаюсь доказать, что прозаичен и лишен воображения, то не хочу заблудиться в сумерках Карнака.
