Счастливы здесь и сейчас… Если бы вокруг не было людей, поверь, мы не облака считали бы, а занялись кое-чем более приятным…» Поперхнулась от накатившего смеха. Капли айсти стекают по подбородку. Пододвигаюсь ближе. Слизываю холодные разводы с теплой кожи. Целую в ямочки бледно-розовых щек. На ней нет косметики. Естественность невероятно привлекает. «Эй, вулкан темперамента, не забывайся, мы не дома…» Привстала, взяла влажную салфетку. Вытирает лицо. Затем мое тоже. «Восток, без сомнений, меняет меня… Раньше думала, что способна на секс не больше одного раза в день… С тобой я другая». – «Более страстная?» Снова ложится, вглядывается в небо. «Нет, более настоящая… Неудержимая в любви».
Срываю с куста соцветие, кладу на ее грудь. Награждает чувственным поцелуем, который турки называют dudaktan kalbe[13]. «…Знаешь, как у большинства женщин? До какого-то времени ждем мужчину, образ которого создаем в грезах. Затем, не дождавшись, начинаем лепить половинку из того, что имеем. А потом влюбляемся в то, что слепили. Связываем чувства в тугие узелки во имя личного счастья. Однако часто мнимая ложь так и остается ложью. А иногда, если повезет, оборачивается красивой правдой… Я никогда не пыталась слепить что-то. Доверялась судьбе. Ждала настоящего счастья. И наконец получила его. Получила, а теперь боюсь… потерять…» Легонько притягиваю Мирумир к себе. «А ты держись за меня крепче и не бойся… Договорились?» Перебирает пальцами мои волосы. «Договорились». Цветы с кустов продолжают осыпаться под ленивым ветерком. Зажмуриваем глаза, прислушиваясь к биению наших сердец…
… В спешке отпираем дверь, с нетерпением ожидая щелчка, означающего свободу. Вваливаемся в прихожую, слившись в поцелуе. Ненасытные, горячие, бесшабашные. Мои руки проникают под ее блузку, обхватываю ладонями груди. Горячее дыхание Мирумир распаляет, пробуждая настоящую восточную страсть. Стаскиваю с любимой одежду, наваливаюсь, прижимая ее к стене. Опускаюсь на колени. Теплая ладонь прокладывает путь от ее изогнутой шеи к мягкому животу. Запрокидывает голову, распуская волосы: русые волны рассыпаются по плечам. Ее тело перестает биться взволнованной дрожью и расцветает в моих объятиях. Спешим слиться в единое. Будто время ускользает из наших рук, и мы торопимся посадить в почве неминуемой грусти цветы наших поцелуев. Сдерживаюсь. Сжимаю тугую пружину. Попытка запечатлеть в сознании то, что уходит, чтобы снова вернуться. Обхватывает ногами, сплетает руки на моем затылке. Заглядывает в глаза, в самую глубь: «Не отпускай меня… никогда, слышишь, никогда…» Отвечаю поцелуем…
…Рассматривает меня, обнаженного, пока я ищу заброшенные куда-то джинсы. Чувствую, как взгляд скользит по моим плечам, спине, останавливаясь на самой мягкой части тела. «Слушай, а у тебя потрясающая родинка на попе… От кого досталась? Я где-то вычитала, что родинка на правой ягодице мужчины говорит о его влюбчивости». Вместо брюк нахожу боксеры, непонятным образом оказавшиеся на самом верху двери в ванную. «Не знаю, от кого получил такое наследство. Но одно знаю точно, я совсем не влюбчивый. Если полюбил кого, то сильно и надолго…» Она, ухмыльнувшись, кидает в меня сливой. Успеваю поймать. Отправляю в рот. «Так я и поверила. Не влюбчивые Рыбы – это нонсенс, ашкым[14]…» Меняю тему. «Может, подкрепимся? Сегодня завтрак беру на себя». – «О'кей… А я займусь кофе». Спрыгивает с кровати, набрасывает на себя халат грейпфрутового цвета. Убегает на кухню, предварительно ущипнув меня за зад. Страсть укрепляет иммунитет любви. Точно сказано…
11
…Любовь тети Фериде окрашена в цвет печали. Именно печали, а не грусти. Разграничивает четко: «От грусти до отчаяния – один шаг. А я никогда не впадала в отчаяние. Теряла любимых людей, убегала от прошлого, оказывалась на дне жизни, но… Всегда вставала, шла вперед. Нет, не назло врагам. Слишком много чести для них. Я просто понимала, что если сама не подниму себя, то меня никто не поднимет. Как видишь, до сих пор стою на своих двух. Хоть и ревматизм грозит списать меня на свалку…»
У нее астма, а она до сих пор курит. У нее повышенный холестерин, а она продолжает готовить на сливочном масле. У нее разбитое сердце, а она все еще верит в любовь. «На мне сотни грехов, а я никак не сдружусь с Аллахом. Ну что могу поделать, если умудряюсь проспать три ежедневные молитвы из пяти?» Живет в маленькой «двушке» на окраине азиатского Стамбула. Стены квартиры выкрасила в ультрамариновый цвет, повсюду развесила афиши старых турецких фильмов в фиолетовых рамках. Поклонница ретро-кино, tiirk sanat miizigi[15], проникновенных песен Зеки Мурен[16]. Курит много и с удовольствием: «Жизнь слишком коротка, чтобы отказывать себе в невинных шалостях. По-моему, умереть от чужой сигареты, не выкурив за свою жизнь ни одной, – верх идиотизма… Да и не такая я молоденькая, чтобы отказываться от вредных привычек. В моем возрасте привычки давно стали чертами характера».
У тейзе[17] невероятно чувствительные руки, смелые глаза, выдающийся нос. Всевышний не наградил ее сказочной красотой, зато наделил такой щедрой порцией обаяния, что она искупила все скульптурные огрехи. Седые волосы Фериде не красит восьмой год: держит траур по покойному мужу. «В далекой молодости все, кто меня любил, не нравились мне, а кого я любила – не любили меня. Но Кадир все изменил. Полюбили друг друга в одно мгновение и хранили нашу любовь все сорок лет совместной жизни…» Тетя Фериде всегда поддерживала меня. Даже тогда, когда все отворачивались. «G?zumun igi[18], я доверяла и доверяю твоему сердцу. Ты на правильном пути… Борись за любовь». Она изъявила желание познакомиться с Мирумир. Пригласила нас на ужин. «Постараюсь удивить русскую гостью… Назавтра закажу у мясника Ильхана свежую телячью печенку – приготовлю по старинному османскому рецепту…»
Встретив Мирумир, расцеловывает ее по-турецки в обе щеки, называет «kizim»[19], предлагает «посплетничать за сигареткой, пока племянник нальет нам по бокалу вишневого вина». За двумя моими любимыми женщинами на балкон убегает красотка Багира. Пушистая дворняга с короткими лапками, которую тетя подобрала на улице. Именно ею и своим детским хором сегодня живет Фериде. «Багира сразу полезла целоваться к твоей девушке. Поверь мне, малыш, лучшего детектора на хорошего человека еще не придумано… Она милая, душевная и настоящая. Но у нее так много грусти в глазах…» Наевшись печенки в сумаковом соусе[20], Мирумир отказывается от десерта. И тем самым допускает ошибку! От яств тетушки строго-настрого запрещено отказываться. «Такую отменную баклаву испекла. Никаких „не могу“! Это тебе не та гадость, что турки впаривают туристам. В моей баклаве есть душа… Тебе кофе с сахаром?» Тетушка берется погадать Мирумир: «…много слез выплакала. Вот, смотри, гуща прямо съежилась… Большую трагедию пережила. Женскую… Что-то новое начинается в твоей жизни… Но будет новое испытание… Если выстоишь, получишь счастье».
Выслушав тетушку, Мирумир ничего не говорит. Встает из-за стола со словами: «Извините, я выйду покурить». Фериде понимающе кивает головой. Останавливает меня в попытке пойти за ней. «Дай время… Оно вылечит. Медленно. Сначала грусть заживет, превратится в печаль. Вместе с печалью появится и вера. С помощью Аллаха…» Сажусь на место. Допиваю кофе. Я не верю в предсказания. Я верю в силу любви…
12
…Ее пугают пустые остановки, взгляды луны, дороги без машин. «Вечный страх выпасть из ритма. Думаю, у всех нас, детей Москвы, есть такая боязнь. Изнуряющая мысль о том, что пропускаешь что-то важное. Чисто на интуитивном уровне…» Никогда не сбегала от мегаполисов. Если прячется, то тоже в них. В каком-нибудь потайном уголке, где висит бабушкино пальто с песцовым воротником и пахнет минувшей осенью. Там исчезают страхи. Чаще всего взрослые прячутся в детстве. От себя, от обстоятельств, правд и неправд. Ныряют в светлую пору, когда умели прощать себя, верили в жар-птиц, доставали звезды с неба, засыпали и просыпались с надеждой. «Помнишь фразу из „Часов“? „Я выбираю не удушливую анестезию провинции, а жесткий ритм большого города“. Мой выбор аналогичен. Боюсь в глуши услышать крики прошлого. Не прячу голову в песок. Наверное… Навер… Не знаю… Наверное, просто пытаюсь выжить».
Вкладывает бумаги с отчаянием в белый конверт настоящего. На нем пишет: «Не вникать». «Любимая фраза бабушки. До сих пор в ушах ее категоричная интонация… Я была в детстве жутко сентиментальной. Могла разрыдаться даже от таяния снега. Мне казалось, превращаясь в воду, он плачет. Помню, бабуля обнимала меня, зареванную, со словами: „Солнышко, не вникай“. И когда я выросла,
