расспросили – тоже, говорят, неважно. Но мы надеемся увидеть Вас 1-го сентября отдохнувшим и, как всегда, бодрым и веселым. Хо тел и рассказать Вам о поездке, которая прошла в основном удачно. Были почти все 2 недели в районах Ступино – Подольск – Серпухов. Принимали хорошо. В одном отзыве написали даже, что мы «можем быть в прославленном МХАТе». Подробно расскажем по приезде.
Ой ты гой еси, Володимир, свет Володимирович!
Дошел слух до нас, что ты стал грозой грозненских черкешенок, осетинок и одесситок. И что прилабуниваешься ты к звездам нашей отечественной кинематографии.
Мы с Васьком перед тобой злые вороги, ибо сукины мы дети доселе письма тебе не написали. А потому начнем по порядочку.
Были мы в Риге. Город этот древний, но жизнь там дорогая, и Васечки прожили и прогуляли там души свои и шмотки. Я – рубашечку свою, а Гарик часики и плавочки нейлоновые.
Васечек приехал в столицу нашу с рублем в кармане и на одном полустанке продал авторучку, чтобы взять постельку и понежить тело свое бело и пьяное.
Я же остался в Риге играть массовку и репетировать. А потом тоже приехал в Москву. С Изой – женой моей – все в порядке, так что не переживай особо.
А в квартиру твою на Садово-Каретный, д. 20, поселили мы двух витязей на недолгий срок. Витязи из театра из моего, жить им негде, окромя вокзалов. Ведут они себя тихохонько, спят одемшись, уходят не умывшись, не охальничают, девок не насильничают, пьянки пьяные не устраивают. Соседи на них не нарадуются. Приедешь ты, и мы их все равно выгоним – рыцарей-то. Но… ежели ты против, мы могём и сейчас сказать. Но жаль витязей. Голодные они и бездомные. И опять же тихие и только ночуют. Соседка твоя Зинаида, кормилица наша, следит за ними неотступно.
В Москве ничего нового, погода серая, «Эрмитаж» работает, но нами не посещается, ибо я вечерами работаю, а Гарик хочет устроиться. Там сейчас грузинское «Рэро» болты болтают.
Я репетирую с утра и до вечера спектакль «Свиные хвостики». Название впечатляет. Пока не очень получается, но ни хрена.
Гришечка ублажает бабушек и дедушек на дачах, Мишечка же на телевидениях работы работает, декорации на тачках возит и все знает.
Целуем тебя в уста сахарные, друзья твои неизменные
Люсик! Уже я в Екатеринбурге, то бишь в Свердловске. Уже на подъезде ощутил я влияние стронция-90, потому что запахло гарью и настроение резко ухудшилось, в самом же городе, как говорят, махровым цветом расцвела радиация, и люди мрут как мухи. За окном – мерзкая мелкая дрянь падает с неба, и все миниатюрные артисты бегают по магазинам и ищут противорадиационные шмотки. Поселили в гостинице «Большой Урал» в маленький номер с мизерными удобствами и с новым артистом Рудиным (бывший Зильберштейн). Он – ничего себе – тихий, слушает песни и не пахнет майором. Скоро пойдем на спектакль.
Теперь по порядку. Сели в поезд. Гарик приехал провожать. Рассказал, как ему тяжело, как он влюблен в демонстрационный зал ГУМа, как ему хорошо под татаро-монгольским игом, спел «Бабье лето», и я уехал. Все шло, как обычно: пьянь у мужиков (кроме меня), вязание у баб, гитара с песнями у меня. Все пленились блатными песнями, особливо «Татуировкой», звали выпить, но я придумал грандиозную версию: сказал, что у меня язва, печень, туберкулез, астения и перпетуум мобиле. Отстали. Сосед мой по койке напился и ходил все утро больной. И я ему рассказал, как прогоняют колотунов. Прогнал и воспылал ко мне уважением. Спесивый я, правда?! Видел тебя во сне. И ведь понимаю, что бесперспективно, а пригрезилось. И баклажанная икра тоже. Бонд и мсё.
Лапик! Любимый! Не хулигань, не пей, не болей, не рожай и не переходи улицу в недозволенных местах, помни мои наказы и пиши. Целую.
Засим – с пожеланием счастья в твоей ярко цветущей жизни, с приветом к тебе
P. S. Привет всем родным и Ясуловичу с Харитоновым. Люсик! Пиши скорее! Город Свердловск, гост. «Большой Урал», № 464.
Люсик, Солнышко и лапик!
Послал тебе письмо и решил ждать ответа. Но… вотще, напрасно… так сказать, всуе! Никаких вестей. Ну а зря! Потому что и так скучно. Живу, как ведмедь сибирский, в отрыве от семьи и вообще стал похож на командировочного. Уже сыграно несколько спектаклей. (Кстати, недавно, вместо «спектакля» в разговоре сказал «концерт». Обида была кровная.) Я почти ничего не делаю и отбрыкиваюсь от вводов, потому что все-таки это не очень греет, и уйти уйду обязательно. А чтобы это было безболезненно – надо меньше быть занятым. Доллары все равно капают, так что чего уж там! Несмотря на это – умудряются каждый день занимать меня в репетициях, а вечером – спектакль, а после работы – «вытягивай члены, усталые члены, вытягивай, тяни!» Шуаны действительно смешные. Они там поют: «Да! Робеспьер капканы решил нам становить». Интересно, оказывается, «Моржовую девушку» написал Поляков. Очень обрадовался он, что я про нее чего-то знаю.
А вообще – гнусно. И город, и народ, и все. За все это время ни разу не посмеялся, ничего не произошло, даже песни не пою и не пишу. Сосед мой – Рудин, как оказалось, пьесу пишет. Как Чехов, по 4 строчки в день. Утром мне эти строчки читает и сам глупо хихикает. Сегодня, например, разбудил и говорит: «Смотри, какой удачный диалог…
Она: «Он обязательно уйдет от Ольги!».
Он: «Нет! При ней заложником – его сын!».
Я со сна бываю злой, а при таком диалоге… Говорю, ты напиши: «При ней заложником его сукин сын!». Обиделся. Говорит: «Я тебя держал за интеллигентного человека». Еще пишет басни, но… пока не читал.
В театре – сеть интриг, есть тайные и явные общества и масонские ложи. Интриганы – вся женская половина и вся мужская, исключая меня. Я на особом положении, молчу, хожу тучей и не примыкаю. Все думают, что я выжидаю и еще себя покажу, а я не покажу вовсе. Все!
Люсик! Что ты – порождение обломовщины, это я знаю, но письма-то ты писать любишь! Сегодня день Советской Армии – сядь да напиши чего-нибудь про войну, что ли!!! У нас был шефский спектакль для солдат, сбивших Пауэрса. Им приказали: «Ладони и глотки не жалеть!». Уж они постарались! Никаких вопросов не задаю. Про все опиши. Ладно?
Солнышко! Я бумаге не доверяю хороших слов. Читай их между строк! Люблю тебя! И как-то не так без тебя. Целую, малыш!
P. S. Всем привет!
Люсик мой! Авиационная компания возмещает убытки. Она должна мне тоже компенсацию. У меня тоже лопнуло – только не грудь, а терпение. А оно мне стоит не дешево. Девять дней не было от тебя ничего. Передумал черт-те что. Звонил матери, – ее дома не было, а на работе сказали, что она 2 недели болеет. Думал, ты заходила. Звонил Акимову, хотел твоему папе, но телефона не помню.
Оказалось, что авиа идет дольше. Сегодня наконец получил твое письмо и все стало на место. Малыш! Что ты была моложе – это еще можно представить, но насчет «лучше» – быть того не может. И стихи твои – великолепные, и вообще… И почему ты мне никогда не читаешь? И вообще я не знаю, какая ты артистка – кроме опуса в кино. Должно быть – хорошая. И что «Белые слоны», и что пантомима – ндравится мне. Рад за это дело. Пущай теперь хоть пол-института перевешаются!!!
Про себя мне писать нечего абсолютно. Целый день в делах – времени нет совсем, так что усталость одолевает. Кроме того – город такой – тусклый, время – на два часа быстрее. Организм дряхлеет. И, по теории относительности, я постарею лет на 19. А если ты будешь еще исчезать на недели (а для меня они как годы), то Энштейну и не снилось – как быстро я приду в негодность. Белы ручки-ножки исхудают, мозг высохнет, и мсё.
