— Кстати, кто это закрыл окна? — спросила она.
— Моя мать, кто же еще? Она утверждает, что свежий воздух вреден при лихорадке.
— Вот уж не думаю, что вам повредил бы ночной воздух.
С этими словами София подошла к окну и настежь распахнула его, впуская ночной ветерок.
Росс вновь откинулся на подушки, с облегчением вдыхая после удушающей духоты ночную прохладу.
— Вас не было весь день, — сказал он, ожидая, что она ему ответит, и вновь подтянул одеяло повыше, по самую грудь. Интересно, догадалась ли она, что под ним он совершенно голый? — Чем вы занимались?
— Сначала мы с девушками почистили плиту и дымоходы, а потом занимались стиркой и починкой белья. Остаток дня я тоже провела на кухне — мы с Элизой варили джем из черной смородины.
— Пусть завтра Элиза занимается подобными вещами одна. Вы останетесь при мне.
— Хорошо, сэр, — негромко ответила София, улыбнувшись его повелительному тону. — Если вы нуждаетесь в моем обществе, достаточно только попросить об этом.
С этими словами она стала менять у него на плече повязку. Росс поморщился от боли, однако его утешало то, что он видел перед собой нежное, сосредоточенное лицо Софии, ее опушенные густыми темными ресницами голубые глаза. Вспомнив, как страстно она отреагировала утром на его ласки, Росс ощутил в душе нечто вроде триумфа. Несмотря на все свои страхи, она была готова отдаться ему. Нет, сегодня он не станет добиваться продолжения утренней сцены, сначала необходимо выздороветь и набраться сил. Зато затем, затем…
София закончила завязывать концы бинта и опустила в миску с водой лоскут ткани.
— Признаков заражения нет, — сказала она, выкручивая лоскут. — Если не ошибаюсь, рана
начинает затягиваться. Надеюсь, что лихорадка тоже вот-вот пойдет на убыль, и тогда вам станет легче.
И она принялась влажной тряпицей смачивать ему лицо и лоб. Росс ощутил на мокрой коже дуновение ночного ветерка и слегка поежился.
— Вам холодно? — раздался рядом с ним нежный голос Софии.
Росс закрыл глаза и покачал головой.
— Нет, — прошептал он. — Пожалуйста, не останавливайтесь. Это так приятно.
София вновь смочила ткань. Влажный лоскут заскользил по шее и груди, и Росс от неожиданности негромко вздохнул. Как давно никто о нем вот так не заботился! Как ни напрягал он память, вспомнить все равно не смог. Исполненный благодарности к Софии, он прислушался к ее голосу — она едва слышно напевала себе под нос какую-то мелодию.
— Вы не знаете слов? — спросил он.
— Не все.
— Спойте мне.
— Боюсь, у меня не слишком красивый голос, — сказала она. — Вы будете разочарованы, если услышите весьма посредственное исполнение.
Росс поймал у себя на груди ее пальцы.
— Вы никогда не разочаруете меня.
Сначала София довольно долго молчала, даже не пытаясь вырвать руку, но в конце концов все-таки запела мелодичным умиротворяющим голосом:
Когда сердце вспыхнет любовным огнем,
Я буду рада любимому и ночью, и днем.
Ликуя, нежным звоном звенят колокола,
Приветствуя тебя, о любовь моя!
Она допела до конца и умолкла. Росс открыл глаза и увидел на лице Софии грустное и одновременно мечтательное выражение, словно ей вспомнилась ее первая и, увы, такая горькая любовь. Росс почувствовал, как в нем тотчас шевельнулась ревность, и попытался помочь ей стряхнуть с себя грустные воспоминания о прошлом.
— Вы правы, голосок у вас и впрямь не ахти какой выразительный, — произнес он и тотчас улыбнулся, увидев, как София обиженно поджала губы. — Но мне все равно понравилось, — поспешил добавить он.
София положила ему на лоб влажную ткань.
— Теперь ваша очередь меня развлекать, — игриво произнесла она. — Давайте, я жду.
— Но я не умею петь.
— А я от вас и не жду особых талантов, принимая во внимание ваш голос.
— Чем вам не нравится мой голос?
— Он слишком скрипуч. Вряд ли можно ожидать, что вы запоете бархатистым баритоном. — И она рассмеялась, видя, что он слегка надулся. София же просунула руку ему под шею и поднесла к губам стакан ячменной воды. — Вот, сделайте еще глоток.
Росс с гримасой отвращения выпил предложенный ею напиток, которым обычно поят больных.
— Уже забыл, когда в последний раз пил ячменную воду, — проворчал он.
— Элиза говорит, что вы никогда не хвораете, — сказала она, ставя стакан на столик. — Да что там, все сыщики как один поверить не могут, что вы ранены. Послушать их, так выходит, что пули должны отскакивать от вас, как капли дождя.
Росс задумчиво улыбнулся:
— Я никогда не строил из себя сверхчеловека.
— Тем не менее почти все вас таковым считают, — возразила она и пристально посмотрела на него. — Будто вам неизвестны человеческие слабости. Будто вам не страшны пули.
Они оба на мгновение замолчали, глядя в глаза друг другу.
Неожиданно Росс понял, что ему задан немой вопрос.
— Боюсь, что люди ошибаются, — произнес он. — Есть у меня свои слабости. И немало.
София отвела взгляд в сторону и машинально принялась разглаживать складки на покрывале.
— Да, но вы не позволяете им взять над собой верх.
Он поймал ее пальцы и погладил бархатистую поверхность ее коротко остриженных ногтей.
— Что бы ты хотела узнать, София?
Ее ресницы моментально вспорхнули вверх.
— Почему вы не женились вторично после того, как ваша жена умерла? Ведь с тех пор прошло так много времени. Вы же еще относительно молоды.
— Относительно? — спросил Росс нахмурившись.
София улыбнулась:
— Скажите мне, почему вас называют Монахом с Боу-стрит, когда вам не стоило бы большого труда жениться вторично?
— Но мне не хотелось жениться вторично. Мне неплохо и одному.
— Вы любили свою жену? — не удержалась от вопроса София.
— Любить Элинор было легко, — ответил Росс и попытался вызвать в памяти образ покойной жены, представить ее нежное, бледное, с тонкими чертами лицо, светлые шелковистые волосы. Но казалось, что образ этот принадлежал какой-то иной, прежней жизни. Внезапно Росс со всей ясностью понял, что в его сердце остался лишь этот призрачный образ, а не воспоминания о живом человеке. — Она была такая утонченная… такая умная… такая добрая. Она ни разу не отозвалась о ком-либо дурно. — Его губы тронула легкая улыбка. — Элинор не любила, когда рядом с ней кто-то бранился. Скольких трудов стоило ей отучить меня от этой дурной привычки!
— Должно быть, это была необыкновенная женщина!
— Верно, — согласился Росс. — А еще она была такая хрупкая, я бы даже сказал, болезненно хрупкая. Ее семья была против того, чтобы она выходила замуж.
— Вот как? Это почему же?
— Элинор постоянно хворала. Однажды осенним днем я взял ее покататься верхом по парку. Так вот, она простудилась и была вынуждена целую неделю провести в постели. Уж слишком болезненной была. Ее
