— К чему же ты говоришь мне это сейчас? — холодно спросил Росс.
Терять ей было нечего. София устремила взгляд на пятнышко на полу и ответила:
— Я надеялась, что ты сможешь ему как-то помочь.
В ответ она услышала едкий смешок:
— Даже если бы и мог, какая разница? Вскоре твой Джентри совершил бы очередное преступление, и я был бы вынужден арестовать его снова. И такое повторялось бы с регулярностью примерно раз в месяц.
— Мне все равно, что будет через месяц. Для меня важнее то, что произойдет сегодня.
Нет, Росс никогда не узнает, чего ей стоило произнес эти слова, но тем не менее София заставила себя это сделать.
— Только спаси его от виселицы, — прошептала она. — Я не переживу, если Джон умрет снова. Сделай что-нибудь.
— Что, например? — прорычал Росс.
— Не знаю, — честно призналась София. — Тебе наверняка известен способ, как можно оставить его в живых. Я поговорю с ним, постараюсь убедить, что он должен оставить свою прежнюю жизнь. Возможно, он даже…
— Такой, как он, никогда не изменится.
— Умоляю тебя, спаси моего брата, — не унималась София. — Всего один раз. Я больше никогда ни о чем тебя не попрошу, чтобы ни случилось.
Но Росс ничего не ответил и даже не пошевелился, лишь мышцы напряглись под тонкой тканью, рубашки.
— Леди София, — мягко произнес Морган. — Понимаю, что я не должен вмешиваться, и тем не менее считаю своим долгом указать вам на то, под какой удар может себя подставить сэр Росс. Сюда, на Боу- стрит, устремлены все глаза. И если станет известно, что сэр Росс нарушил букву закона, его репутация — да что там! — все, что он сделал за годы своей работы здесь, покроется несмываемым позором. Более того, люди непременно начнут задавать вопросы, и когда выяснит ся, что Ник Джентри приходится главному судье шурином, то пятно позора ляжет на все семейство Кэннон.
— Я понимаю, — прошептала София. Предательские слезы наворачивались ей на глаза, и, чтобы не разрыдаться, она больно впилась ногтями в ладони. Она посмотрела на мужа, но Росс по-прежнему отказывался смотреть в ее сторону, глядя куда-то в окно.
Говорить больше было не о чем. София поднялась и молча вышла из кабинета, отлично понимая, что ее просьба невыполнима. Более того, она оскорбила Росса, и надеяться на то, что он простит ее, бесполезно.
Мужчины остались в кабинете одни. Какое-то время царило молчание. Морган заговорил первым:
— Росс…
За все годы, что они знали друг друга, сэр Грант ни разу не обратился к другу и коллеге по имени.
— Как ты думаешь, она говорит правду?
— Конечно, а что же это такое, по-твоему? — озлобленно отозвался Росс. — Это все настолько мерзко, что ничем, кроме правды, быть не может.
Выйдя излома номер три по Боу-стрит, София не знала, что ей делать. Неожиданно она
почувствовала себя усталой, словно она провела несколько дней без сна, и силы окончательно оставили ее. Погруженная в отчаяние, она размышляла о том, что сделает с ней Росс. Скорее всего он предпочтет развод — ведь человеку его положения, с его связями, получить подобное разрешение не составит труда. Возможно, он ограничится тем, что отправит ее куда-нибудь в далекое поместье — с глаз долой, из сердца вон. Но каково бы ни было его решение, София понимала, что не имеет права его ни в чем обвинять. И вместе с тем она отказывалась верить, что он бросит ее. Наверняка в его сердце сохранились остатки теплых чувств к ней, некий хрупкий фундамент, на котором они еще смогут заново выстроить свои отношения, даже если эти новые отношения будут лишь бледным подобием, тенью тех, что еще недавно существовали между ними.
Как во сне, София пришла в спальню и переоделась в легкое домашнее платье. Была середина дня, но она валилась с ног от усталости. Надеясь немного передохнуть, она прилегла на их широкую супружескую кровать и смежила веки, мигом погрузившись в темную бездну забытья.
Когда спустя какое-то время она вновь открыла глаза, ей почудилось, что в комнату кто-то вошел. Сквозь цепкую дремоту она поняла, что проспала весь день. Сейчас в спальне было гораздо прохладнее, чем утром, и сквозь неплотно задернутые шторы в комнату лился неяркий вечерний свет. Испуганно присев на кровати, София увидела, что порог спальни переступил не кто иной, как Росс, и решительно закрыл за собой дверь.
Они посмотрели друг на друга, как два гладиатора перед боем, которых выпустили сражаться и которым эта идея явно не по душе.
Не в силах выносить молчание, София заговорила первой:
— Я понимаю, ты, конечно, сердит на меня…
Но Росс продолжал молчать. Софии казалось, что они должны, как цивилизованные люди, спокойно выяснить между собой отношения, но, к ее великому изумлению, в два шага преодолев отделявшее его от кровати расстояние, Росс грубо схватил ее. Он запрокинул ей голову и впился поцелуем в губы. Нет, это была не любовь и даже не ласка, а некое возмездие, наказание, кара. Негромко ахнув, София капитулировала, уступая агрессивному натиску его губ, отдаваясь во власть его плотской страсти, всем своим существом давая понять — что бы он ни потребовал от нее, она уступит без всякой борьбы. В конце концов это полное отсутствие сопротивления с ее стороны остудило его воинственный пыл. В поцелуй его постепенно прокралась нежность, его ладони скорее бережно, чем сурово, сжимали ей лицо.
Увы, объятия эти длились недолго. Росс отпустил ее столь же резко, как и схватил, а сам отступил на несколько шагов назад, одарив ее таким яростным взглядом, что Софии показалось, будто в его глазах, озарив своим светом все его лицо, вспыхнуло адское пламя.
И в этот момент она все поняла, причем столь четко и ясно, как если бы его мысли и чувства были ее собственными. Она лгала ему, имела от него секреты, злоупотребляла его доверием. Росс был готов простить ей все, даже смертоубийство. Она была ему дороже жизни, дороже чести. Для человека, который неизменно гордился своим исключительным самообладанием, понимание этой истины явилось настоящим потрясением.
София отчаянно пыталась придумать, как ей доказать мужу, что отныне она никогда не посмеет злоупотребить его доверием.
— Прошу тебя, позволь мне все объяснить, — обратилась она к нему и не узнала собственного голоса. — Я давно хотела рассказать тебе про Ника, но никак не могла осмелиться. Мне было страшно, что как только ты узнаешь правду, то…
— Ты думала, что я отвернусь от тебя?
София кивнула, чувствуя, как слезы жгут ей глаза.
— Сколько раз я должен доказывать мою любовь к тебе? — Лицо Росса было искажено неподдельной яростью. — Я когда-нибудь упрекал тебя в чем-то? Когда-либо бывал несправедлив к тебе?
— Нет.
— В таком случае когда же ты научишься мне доверять?
— Я доверяю тебе, — хрипло произнесла она, — но страх потерять тебя оказался сильнее.
— Ты потеряешь меня только в том случае, если будешь мне лгать.
София растерянно заморгала. Неужели он хочет сказать, что…
— Выходит, что для меня все потеряно? — робко спросила она. — Я уже потеряла тебя?
Вид у Росса был сердитый — лоб нахмурен, губы поджаты.
— Нет, я пока еще здесь, — мрачно пошутил он.
София почувствовала, что вот-вот расплачется.
— Если ты хочешь, чтобы я осталась с тобой, — произнесла она трясущимися губами, — обещаю, что больше никогда не буду тебе лгать.
— Что ж, приятное разнообразие, буду этому только рад, — произнес он довольно холодно.
— И еще… у меня не будет от тебя никаких секретов…
