Не знаю, есть ли сейчас в армии карцеры, но то, что сказанное мной угроза, Филипп явно понял и слегка побледнел.
Что же им сыграть-то?
Легкость во всем теле, ощущение свободы и скорой победы подняли из недр моей памяти одну, давным-давно написанную мною песенку в стиле Макаревича. А что? Хорошая песенка. Намереваясь поразить слушателей древностью даты, я заявил:
— Написано в одна тысяча девятьсот девяносто пятом году.
Затем поставил до-мажор, прошелся по струнам быстрым перебором и, двигаясь в басу вниз, запел:
Остановился и огляделся, уверенный, что сейчас-то они и вовсе лопнут от восторга. Но мои «подданные» смотрели на меня тупыми взглядами, а иногда и коротко переглядывались между собой с какими-то подозрительными ухмылочками.
Текст они не поняли, что ли?
«Что, «древнерусский» плохо учили?» — хотел спросить я. Но вместо этого вопрос задан был мне:
— А что… — осторожно-осторожно начал один голубоглазый, видно, самый смелый «пчеловод» отдыхающей смены, — разве в двадцатом веке уже был изобретен мнемогравитат?..
Я не сразу понял смысл этого вопроса. А когда понял, слегка разозлился. Вот же придурки! Как мне им объяснить, что под словом «летать» я, сочиняя эту песню, подразумевал быть свободным, а не реальный физический полет?.. Да никак не объяснить. И не буду я этим заниматься. Пусть лучше считают меня вруном. Хоть это и нежелательно.
Я спросил смельчака:
— Ты уверен, что понял песню правильно?
— Нет, — честно признался он.
— То-то и оно, — кивнул я. — Подумай как-нибудь на досуге. Сумеешь понять, я подам тебе руку.
В сердцах я опрокинул в глотку остатки водки, вернул балисет хозяину и спросил Филиппа:
— Не пора?
— Пора, — согласился он, глянув на часы, и поднялся.
Поднялся и я. Но, прежде чем двинуться к выходу, Филипп сказал:
— Простите, государь. Я поражаюсь вашей выдержке. Неужели у вас нет вопросов ко мне?
У меня были вопросы. Масса вопросов. Но я собирался задать их первому лицу, а не заместителю.
— Нет, — твердо ответил я.
— Тогда… От лица моих товарищей я хочу поблагодарить вас.
— За что? — удивился я.
— За все, — значительно произнес он. — О сегодняшнем дне я, да и все мы будем рассказывать внукам. А они еще и не поверят… Мы не присягали вам на верность, у нас не было на это времени. Мы еще сделаем это — в более торжественной обстановке. Но и сейчас мы клянемся служить вам верой и правдой, не жалея живота своего. Клянемся? — глянул он на товарищей.
— Клянемся! — хором отозвались те.
Я почувствовал, что к горлу моему подкатил комок. Вот же, блин. Стоит выпить, и ты становишься чувствительным, как барышня.
— Ладно, — махнул я рукой, чувствуя, что мой голос предательски дрогнул. Погнали за дядюшкой Сэмом.
— Одна маленькая формальность, — сказал Филипп мне уже в коридоре. — В наши корабли, а они военные, физически способны войти лишь люди, имеющие статус социальной значимости не ниже определенного.
— Вы хотите сказать, что я не имею права лететь с вами? Так что же вы морочили мне голову?!
— Я хочу наделить вас этим статусом. Точнее, разблокировать его.
— Что это значит?
Филипп слегка замялся, но продолжал:
— Открою один секрет. Мне не хотелось бы говорить об этом, но я не могу быть с вами не откровенным…
— Так в чем дело? Говори. Я слушаю.
— Сэмюэль наделил вас способностью управлять гравигенераторами. Обычно одновременно с этим человек получает один из самых высоких статусов социальной значимости. Но Сэмюэль поосторожничал и, наделив вас таким статусом, заблокировал его.
— Все ясно, — кивнул я, думая про себя: «Вот же свинья… Скольких опасностей мог бы я избежать, не «поосторожничай» дядюшка Сэм…» — Так действуй, — кивнул я Филиппу. — Что для этого надо?
— У нас есть специалист. Пройдемте в его кабинет.
Мы — пятьдесят вооруженных до зубов «пчеловодов», Филипп и я — высыпали под открытое небо. Аджуяр, конечно же, будет рвать и метать, что я не прихватил ее с собой. Но это не так уж сильно волнует меня… С удивлением я обнаружил, что утро еще не настало. На улице царила тьма, и Филипп с гордостью шепнул мне:
— Это Сэмюэль добился того, чтобы эта часть города не освещалась.
Я не совсем понял, что в этом хорошего. Конспирация? Я промолчал, вдохнув полной грудью воздух и
