— Даже тени ее.
Зельвинда сунул кинжал обратно в ножны, вскинул голову, глянул на меня почти таким, как когда-то задорным взглядом, а затем щелкнул ногтем по колечку в носу и под аккомпанемент мелодичного «Дзин-н- нь!» заявил:
— Как ты эту облезлую собаку, а?! Я горжусь тобой. Ты принес беду в жизнь моего табора, но ты принес в нее и цель… Моя жизнь принадлежит тебе. Государь.
Отыграна еще одна фигура.
Сам я на крейсер не перебрался, так как толку от меня там было бы мало, наоборот, я только мешался бы под ногами. Так, собственно, и было запланировано с самого начала. Управление крейсером, отключив его радиомаяки, взял на себя Гойка (само собой, на парус его настоящим Рюриковым пилотом). И уже минут через пять его длинноусая физиономия появилась на стереоэкране:
— Хай, Чечигла! Чего ждете?! Прочь от нас в безопасное место и ныряйте!
Вот же уродец! Ведь знает прекрасно, чего мы ждем. Мы должны были убедиться, что у него все в порядке и наша помощь не потребуется.
Псевдомагниты были отключены, и начиненные поронием шлюпки, осторожно подтягиваемые за шланги-предохранители, вернулись на «призраки».
— Ваше величество, — обернулся ко мне Филипп, — я хочу задать вам один вопрос..
— Валяй.
— Вообще-то их два.
— Или три?
— Два. Точно два. Можно?
— Я же сказал тебе: валяй.
— Ага. Ну ладно. Так вот. Вы верите в судьбу? Это — первое. И второе: почему у вас все получается?
Хм. «Все…» Например, угробиться насмерть в банальном ДТП. Оказаться пленником грабителей- цыган. Потерять жену и сына…
— Вопрос о судьбе оставим без ответа. Я не знаю его. А вот про «все получается»… Правильнее сказать, почему мне удается выкручиваться из безвыходных ситуаций, после того как я неминуемо вляпываюсь в них. Дело, наверное, в том, что я родился в России двадцатого века. В этой стране и в это время все мы занимались единственно тем, что выкручивались. Но тогда у меня не было нынешних возможностей. Ни для того, чтобы выкручиваться, ни для того, чтобы вляпываться.
Сперва на реактивной тяге, а затем на поглотителях корабли разошлись в три стороны на безопасное от крейсера и друг от друга расстояние и, установив координаты входа, провалились в гиперпространство.
… Кабинет начальника «пчеловодов», который стал теперь моим кабинетом.
Она была облачена в форменный комбинезон царского космофлота, без погон. Она была чертовски красива, но по-другому, не так, как я привык. Черты ее лица заострились, кожа побелела, а волосы были коротко острижены. В ней не осталось ничего от той милой кокетливой девушки-цыганки с пухлыми щеками и губами, которую я любил. Но остались чуткость восприятия и проницательность. Она моментально расшифровала мой взгляд:
— Я стала другая, Роман Михайлович? — шагнула она ко мне. И одного этого шага было достаточно, чтобы заметить откуда ни возьмись появившуюся в ней величественную грацию.
— Да, Ляля, — признался я и, обняв, погладил жесткие волосы. Голос выдал мое волнение, но я и не собирался скрывать его. — Я так скучал без тебя.
— Я стала другая… — повторила она глухо, уткнувшись лицом мне в грудь. Потому что… Потому что я защищалась. Каждый день. Каждую секунду. И моим единственным оружием была гордость. Я не могла им позволить думать о себе, как о женщине… Как о джипси, как просто о человеке. Я должна была оставаться ЦАРИЦЕЙ даже во сне. Я не плакала. Я ни разу не плакала!!! — вдруг закричала она и, обхватив меня руками, безудержно разрыдалась. — Я… я… И Ромка… пыталась она что-то сказать сквозь слезы, но безуспешно.
— Что ты, что ты, милая, — все так же гладил я ее волосы и никак не мог найти подходящих слов. — Кстати, где Ромка? Я хочу видеть сына…
Стоящий неподалеку Гойка сообщил:
— Мы не посмели будить царевича, и пока что он находится на нашем корабле.
— Хорошо, — кивнул я. — Будьте любезны, оставьте нас с супругой наедине.
— Я понимаю вас… Но ситуация не терпит промедлений, нас ищут, осторожно напомнил Филипп, — вы назначили военный совет… — он подчеркнуто медленно двинулся к двери.
— Десять минут, — бросил я ему вдогонку. — Через десять минут я буду с вами.
Внезапно Ляля откинулась назад и, утерев слезы ладонью, твердо сказала:
— Ваше Величество, я не смею отнимать у вас эти десять минут, которые необходимы для свершения срочных государственных дел.
— Ляля… — попытался я возразить, но она закрыла мне рот рукой и, понизив голос, отозвалась:
— Я в порядке, милый, — она тряхнула стриженой головой так, словно хотела разметать несуществующие кудри. — Впереди у нас целая жизнь, и я еще успею наплакаться на твоей груди… Ты позволишь мне присутствовать на совете? Я знаю многое из того, чего не знает никто из вас.
— Конечно, — согласился я, чувствуя ноющую боль в груди. — Филипп! остановил я бородача на пороге. — Вызывай всех, кто нам нужен.
— Все уже ждут в коридоре, — откликнулся он, глядя на Лялю с восхищением.
— … и я считаю, что находиться на Петушках для нас сейчас небезопасно, закончил дядюшка Сэм.
В кабинет набилось человек тридцать. Тут были и «пчеловоды» и джипси.
— Не согласен, — возразил Филипп. — Наша ставка до сих пор не зафиксирована, и лично я не представлю себе места безопаснее.
Похоже, он окончательно перестал признавать за дядюшкой главенство. И я, пожалуй, склонен узаконить такое положение.
— Космос, — раздался надтреснутый голос Аджуяр из дальнего угла. — Вот единственное безопасное место. Табор джипси никогда не привлекал к себе внимания…
— Так было раньше, — возразил Гойка. — Сейчас все не так. Они шмонают нас при всяком удобном случае.
— К тому же табор не может не обращать на себя внимания жандармов, если в караване присутствуют три суперсовременных «призрака» и правительственный крейсер, — добавил я. — А бросать их нельзя, они нам еще очень пригодятся.
— Позвольте сказать мне, государь, — попросила слово Ляля.
Лица присутствующих обратились к ней. Большинство из них при этом выражало недоверие. Ох, зря она вмешивается. Не хватало только, чтобы мои люди перестали воспринимать ее всерьез…
— Мне кажется, — начала она, — что безопасность нам могут гарантировать только какие-то козыри на руках.
Дураку ясно! Но откуда у нас, интересно, возьмутся такие козыри?.. Я только пожал плечами, однако дядюшка Сэм, похоже, не разделял моего скепсиса.
— Какие, например, козыри? — насторожился он.
— Мы должны действовать так же, как Рюрик, — отозвалась Ляля. — Нам нужны заложники, кто-то, кто ему дорог.
— Ему никто не дорог! — воскликнул дядюшка Сэм, и окружающие зашумели.
— Неправда! — покачала головой Ляля. — Как бы жестоки ни были лиряне, я уверена, они точно так же дорожат своими детьми, как мы с вами.
Как раз в этот миг на пороге кабинета появился… Карл Маркс. Сходство было разительным, лишь мгновение спустя я сообразил, что это — заросший усами и бородой Брайан. И за руку он держит пацана…
