Очнулся я в больничной палате. Кругом белые стены, белые потолки. Надо мной – капельница. Рука перебинтована, грудь тоже. Сильная головная боль. Надо мной склонилась девушка в белом халате и белой шапочке, молоденькая, симпатичная.
– Вам лучше, больной? – обратилась она ко мне.
Я кивнул головой и тут же почувствовал резкую боль. Еле слышно прошептал:
– Что со мной? Где я?
Вероятно, догадавшись по движению губ, о чем я спрашиваю, девушка ответила:
– Вас тяжело ранили, вы в больнице. Два дня назад вас привезли. Все это время вы были без сознания. Сейчас я позову врача.
Вскоре появился врач и стал осматривать меня. Я узнал, что ранили меня в грудь, а вторая пуля задела висок. Но, слава богу, голова осталась цела. Пока меня везли в больницу, я потерял много крови.
После визита врача мне дали снотворное, и я снова заснул.
На следующий день эта девушка снова пришла ко мне в палату. Она была дежурной медсестрой по нашему отделению и курировала несколько палат, в том числе и мою. Ее звали Олеся.
Ей было лет девятнадцать. Небольшого роста, русоволосая, с правильными чертами лица, с голубыми глазами, Олеся была очень симпатична и уделяла мне много внимания. Каждое дежурство она приносила мне фрукты, соки. Однажды я спросил:
– Олеся, а почему ты приносишь мне все это?
– Это не я, – ответила она, – это ваши друзья через меня передают.
На следующий день случилась неприятность. Неожиданно ко мне в палату вошли трое незнакомых мужчин. Все они были в белых халатах. Тщательно закрыли дверь в палату, а моего соседа, который уже достаточно хорошо чувствовал себя и свободно ходил по больнице, просто попросили выйти.
Мужчина взял стул и сел возле моей кровати. Он достал из бокового кармана красную книжечку и сказал:
– Я следователь районной прокуратуры, – и назвал свою фамилию. – А это, – он указал на своих спутников, – оперативники из криминальной милиции. Нам нужно побеседовать с вами.
– Слушаю, – сказал я тихо.
– Для начала давайте заполним протокол, – и следователь достал из папки зеленые листки протокола допроса. Он записал мои данные – фамилию, имя, отчество, где родился – и перешел к самому главному.
– Какова цель пребывания в Москве? Вы ведь живете без прописки.
Я сказал, что цель моего визита в Москву – занятие коммерцией.
– Где и чем вы занимаетесь?
Ну что я мог сказать? Никакие коммерческие структуры со мной не были связаны. Поэтому я сказал, что занимаюсь коммерческой деятельностью как частный предприниматель – покупаю товар, привожу его в свой родной город.
– А могут какие-либо люди подтвердить то, что вы занимаетесь частнопредпринимательской деятельностью? – спросил следователь.
Тогда я сказал, что сейчас не могу вспомнить, так как плохо себя чувствую после ранения.
– Кстати, о вашем ранении… Что вы можете сказать об этом? Вы видели, кто в вас стрелял?
– Нет, я никого не видел, ничего не знаю. Шел к подъезду, подъехала машина, и кто-то стал стрелять.
– Как вы думаете, кто это мог быть? Есть ли какие-то недоброжелатели или враги, которые заинтересованы в вашей смерти?
Я пожал плечами и ответил, что таких людей не знаю. Может быть, меня просто с кем-то перепутали.
Следователь покачал головой, дав понять, что не поверил мне.
Тут в разговор вступили оперативники.
– Да брось ты, Олег, ваньку валять! Всем известно, кто ты. Работаешь с Сильвестром, приехал со своей бригадой из родного города, воюете с центральной группировкой. Мы все про тебя знаем! Ты должен знать, что центральная группировка тебя и приговорила, и двое киллеров исполнили этот приговор. Но тебе повезло – жив остался!
– Но если вы про меня все знаете, так зачем спрашивать? Я не понимаю, о какой группировке вы говорите, – продолжал я гнуть свою линию.
Оперативники еще больше озлобились на меня. Но тут я сказал, что больше разговаривать не могу – у меня очень болит голова.
Следователь пожал плечами и сказал:
– Распишитесь, пожалуйста, в протоколе. Я записал все с ваших слов.
Я быстро пробежал глазами написанное и расписался внизу.
Посетители вышли из палаты.
В тот же вечер ко мне снова заглянула Олеся. Мы долго с ней разговаривали.
Я уже знал, что она закончила медицинское училище, работает в больнице полгода, мечтает поступить в медицинский институт. Но для этого надо отработать в больнице какое-то время. Олесе нравится заниматься медициной, но больные, как она сказала, бывают разные. Есть которые пристают. Тогда я сказал ей:
– Олеся, если тебя будет кто обижать, скажи мне, я за тебя заступлюсь.
Она рассмеялась и сказала:
– Ой, подумаешь, какой сильный! Ты и встать-то не можешь! Как ты за меня заступишься?
Я улыбнулся. С этого вечера я почувствовал, как сильно привык к Олесе. Мы стали встречаться с ней каждый день.
Вскоре Олеся стала приносить мне записки – от Севки, от других ребят.
Через пару дней, почти перед самым отбоем, когда больница была уже закрыта, в палату неожиданно вошел Севка. Его провела Олеся.
Мы долго разговаривали с ним. От него я узнал, что война с центральной группировкой по-прежнему продолжается. В тот вечер, когда ранили меня, ранили еще одного нашего пацана – на автостоянке, где он ставил автомобиль. Почерк был тот же – подъехала машина, и начали стрелять.
– Что делать будем? – спросил я Севку.
– Сначала тебе нужно выздороветь, – ответил он. – Я опять вызвал Сашку на подмогу.
– А с Сергеем Ивановичем говорил?
– Он приехал. Выйдешь из больницы – будем вместе говорить. Много серьезных вопросов у нас к нему накопилось.
Через две недели я выписался из больницы.
Вернувшись в квартиру, я решил отдохнуть некоторое время. Но мне было очень одиноко – не хватало Олеси…
Собрав всю свою смелость, я сел в машину и поехал в больницу. Там и разыскал Олесю. Она по- прежнему работала на том же этаже. Я предложил ей выйти на улицу поговорить. Не знаю, как это получилось, но я сделал ей предложение жить вместе.
Как ни странно, она сразу же согласилась.
На следующий же день она переехала ко мне с одним пакетом, в котором лежал махровый зеленый халат, несколько пар трусиков и зубные принадлежности с тапочками. «Да, небогатое приданое!» – подумал я.
Позже Олеся объяснила мне, что не знала, кто я, боялась, что не уживется со мной. Поэтому и взяла минимальное количество вещей.
Вскоре появились новые проблемы. Деньги, которые передал нам Сильвестр за ликвидацию Грома, закончились достаточно быстро. А по Барону мы должны были получать проценты. Но с их выплатой Сильвестр не торопился.
Наконец мы решили переговорить с ним серьезно и поехали на одну из встреч с четким разговором.
Не помню, какая тема тогда обсуждалась, но вскоре мы перешли к нашей проблеме.
– Послушай, Сильвестр, – сказал я, – когда же мы будем получать процент с «крыши» за ночной клуб?
