Слава все более обнаруживал некоторую ироничность ума, что не совсем понравилось Роману. Паренек явно не догоняет, что худшее еще только начинается.
– Слушай меня внимательно, Слава, – сказал Роман, закончив работу и решив, что увидеть джип с воздуха, да еще на скорости, будет трудно. – Чем меньше ты знаешь, тем для тебя спокойнее. Самое лучшее, что лично ты можешь для себя сделать, – это навсегда забыть все, что ты видел и даже слышал. Этого не было, ты меня понимаешь? Это был сон, а рассказывать свои сны вовсе не обязательно. Понимаешь?
– Понимаю, – слушая во враждебной темноте отрывистые, жесткие фразы Романа, притих Слава.
– Никому ни слова, ни полслова. Твоя жизнь сейчас ничего не стоит, и сохранить ее можно только при условии полного молчания. Хочу, чтобы ты это понимал очень хорошо, потому что твое спасение в твоих руках. А теперь иди за мной и постарайся ничего себе не повредить, ибо один я далеко тебя не унесу.
Посвечивая фонариком себе под ноги и вперед, Роман полез через канаву. Она была неглубока, но набита сухими сучьями, и пришлось изрядно попотеть, вылезая из нее. Слава попискивал сзади, и Роман то и дело протягивал ему руку, помогая вытаскивать ноги.
После канавы идти стало легче. Лес был сосновый, местами с березовым подлеском. Иногда из-за облаков выглядывала луна, разливая вокруг белый призрачный свет. Тогда Роман выключал фонарик, экономя питание, и шел в полумраке, ориентируясь на Полярную звезду.
Но куда они идут, он не представлял. Можно было зайти в такие дали, что погоня уже будет не самым большим злом. Одно утешало: если Слава говорит, что ехали час или немного больше, то очень далеко заехать не могли и находились где-то в Подмосковье. Леса там серьезные кое-где еще сохранились, можно заблудиться, и надолго. Но все-таки Подмосковье – это не тайга, и рано или поздно либо к шоссе, либо к населенному пункту выйти все же можно.
Время от времени делали короткие привалы. Ослабевший Слава сразу падал на землю, тяжело дыша. Роман сидел, прислонившись спиной к стволу дерева, и внимательно прислушивался к звукам.
До сих пор в тихом лесном шуме, кроме редких криков ночных птиц, он не слышел ничего подозрительного. Вертолета тоже не было слышно, что внушало легкий оптимизм. Без вертолета преследователи вряд ли обнаружат джип, а не найдя джип, они не будут знать, в каком месте потеряли след беглецов.
Вообще, не догнав джип по дороге, они могут решить, что он попросту ушел он них далеко в отрыв, и на этом прекратят погоню, как потерявшую всякий смысл.
Прошло часа три. Звуков погони Роман так пока и не уловил. Теперь он делал привалы минут по двадцать, жалея своего напарника. Слава совсем выбился из сил и готов был уснуть прямо на холодной, влажной земле. Он даже предложил – довольно робко – разжечь костер и дождаться возле него утра. Но Роман это предложение сурово отклонил, и Слава больше о костре и ночевке не заикался. Плелся послушно сзади, трясясь от холода, да торопливо валился на землю, как только Роман делал очередную остановку.
Так они добрались до неширокой просеки. Просека – это уже вполне определенный след человеческой деятельности. Для заблудившихся грибников это что-то вроде лесной дороги. Правда, концы у этой дороги бывают разные. Не туда пойдешь – будешь тащиться через весь лес, а порой это не один десяток километров.
Но беглецам повезло. В левом конце просеки Роман заметил какое-то слабое мерцание. Он выключил на всякий случай фонарик и двинулся на источник света. Слава, чуя скорый отдых, прибавил ходу.
Через четверть часа они вышли на опушку леса и увидели невдалеке белые прямоугольники колхозной фермы. Над одним из коровников горела лампочка под жестяным абажуром, ее-то рассеянный свет и вывел путников из леса.
Избегая освещенных мест, Роман обошел коровник с другой стороны и вошел в его раскрытые, перекошенные ворота. Внутри горела единственная на все помещение тусклая керосиновая лампа. Печальные, тощие коровы, медленно двигая челюстями, смотрели на вошедших без любопытства, как смотрят тяжело больные люди. Крепко воняло навозом. Лениво шуршали в кормушках крысы.
Никого, кроме коров, не найдя, Роман вышел из коровника и, подумав, направился к домику конторского типа, стоящему метрах в двадцати. Автомат, «АКС-74У», который он забрал возле гаража у застреленного им «черного» и захватил с собой, Роман укутал в свою куртку, чтобы не пугать без надобности местных жителей.
Окна в конторе не горели, но у Романа были свои соображения. И недаром.
Едва они вместе со Славиком, который рвался залечь до утра в коровнике, подошли к конторе, из-за закрытых дверей послышался визгливый собачий лай. Роман стукнул в дверь – пес затявкал пуще, явно стараясь не испугать пришельцев, а разбудить кого-то в доме.
– Тиш-ша, твою дивизию… – прикрикнул кто-то на собаку. – К-какого ты хрена брешешь середь ночи?
Человек тяжело закашлялся, монотонно матерясь между приступами. Роман снова стукнул в дверь.
– Да иду, иду… – проворчал сторож. – Счас… Кому там не спится, полуночники?
В окне зажегся свет, послышались тяжелые шаги, и дверь открылась. На пороге стоял пожилой человек в телогрейке и кирзовых сапогах, высокий, костлявый, чем-то напоминающий коров, которых он сторожил. К его ноге жалась ворчащая на незнакомцев собачонка.
– А вы кто такие? – сильно удивился сторож, увидев незнакомые лица.
– Мы из города, заблудились в лесу, – вежливо сказал Роман. – Не пустите нас до утра?
Сторож что-то усиленно соображал, не предпринимая, впрочем, никаких действий. Из домика несло перегаром, чесноком и махоркой. Запашок был еще тот.
«Может, в коровнике спать было бы и посвежее?» – подумал Роман.
– А че вы заблудились-то? – спросил наконец сторож.
– Отдыхали с друзьями. На шашлыки ездили. Пошли в лес погулять с другом, выпившие, ну и заплутали. Леса-то у вас знатные, трудно не заблудиться.
– Леса-то? – снова задумался сторож. – Да тут лесу того три сосенки да два пенька осталось. Вы бы раньше посмотрели, какие тут были леса. О-о! Для самого Петра Первого сосны корабельные отсюда возили…
– Так что, пустите? – напомнил Роман, глянув на Славу, едва стоявшего на ногах.
– Да заходите, люди добрые, – спохватился сторож. – Че мне, халупы этой жалко? Во, давай сюда, на лежак. Парнишка-то, смотрю, совсем сморился. Чайку, может, попить? У меня тут в чайнике заварено. Хлебушко вот есть, свежий, только сегодня купила старуха…
– Не отказались бы, – сказал Роман, в изнеможении садясь на широкий лежак, заваленный тряпьем.
Автомат, завернутый в куртку, положил под рукой. Как знать, в какой момент он может пригодиться.
Роман тоже устал и продрог. В каморке хоть и воняло, но было тепло и уютно благодаря натопленной печурке в углу. Слава так и растянулся на лежаке. Но когда сторож налил в старые железные кружки чаю и выложил на стол полкаравая хлеба, вскочил и жадно налег на нехитрое угощение. Потом как мертвый рухнул на лежак и тут же уснул, наплевав на все опасности сразу.
Роман тоже попил чайку, пожевал хлебца, отвечая на расспросы сторожа. Тот особо не пытал, видя, что люди устали, и тем охотнее отвечал на вопросы Романа. Он и выпить предложил «для сугреву», но Роман вежливо отказался, выкурив лишь «козью ножку», набитую забористым самосадом.
Выяснилось, что их занесло в деревеньку Борок, сидевшую среди лесов в пятнадцати верстах от города Белоусово Калужской области (далеконько от Москвы выстроил Родик свою крепость – да все равно не сумел спрятаться от убийц). До города, то есть до Белоусова, можно добраться утром на рейсовом автобусе, а там уж чем-нибудь и до Москвы.
Задерживаться на ферме Роман не хотел. Мало ли куда зайдет погоня в своих поисках? Вдруг и сюда доберется. Так что долго рассыпаться не резон. Часика два соснуть – и дальше.
Он прилег возле Славы, попросил сторожа разбудить его, как только начнет светать, и моментально уснул. Сторож поместился на широкой лавке и тоже задремал, привычный ко всякого рода ночным беспокойствам.
