более часа и определив по сосанию под ложечкой, что время движется к обеду, повернул в сторону дома.
Когда я вошел в гостиную, там была Бобби. У нее был такой вид, как будто она чего-то ждала, и когда я узнал, что это коктейль, я сказал:
— Коктейль. Я бы тоже не отказался. По причине беспочвенности моих поисков. Я нигде не смог найти Глоссопа. Может он где-то и есть, но графство Вустершир умеет хранить свои секреты…
— Глоссоп — повторила она удивленно. — Так он уже давно вернулся.
Я удивился еще больше чем она. А больше всего меня поразило ее спокойствие, с которым она это произнесла:
— Господи! Да ведь это же конец.
— О чем ты?
— Ну как. Его уже арестовали?
— Конечно нет. Он объяснил всем, кто он такой и прочее.
— О боже!
— Да что ты? Ах да, конечно, я совсем забыла. Ты же не знаешь, что тут без тебя произошло. Дживз все разрешил.
— Неужели?
— Одним мановением руки. И как все оказалось просто. Даже удивляешься, что не могла додуматься до этого сама. Дживз посоветовал Глоссопу, чтобы он раскрыл свою настоящую профессию и сказал, что находится в доме из-за тебя.
Тут у меня перед глазами потемнело, и я бы точно свалился, не успей я ухватиться за фотографию дядюшки Тома, стоящую на столе, где он был изображен в форме добровольцев восточного Вустершира.
— Что? — переспросил я.
— Конечно, для миссис Крим это сразу все объяснило. Твоя тетушка рассказала, что она давно волновалась за твое здоровье, потому что ты часто совершал странные поступки, типа катался по водосточным трубам, впускал к себе в спальню по тридцать три кошки и прочее, тут и миссис Крим вспомнила сама, как обнаружила тебя в спальне своего сына и что ты сказал, что охотишься за мышами, поэтому она тоже согласилась, что тебе действительно нужно понаблюдаться у такого хорошего специалиста, как Глоссоп. И она очень за тебя обрадовалась, когда Глоссоп уверил ее, что болезнь твоя излечима. Она сказала, что теперь все мы должны быть очень ласковы с тобой. Как хорошо все обернулось, скажи? — воскликнула она и весело рассмеялась.
Я уже не знаю, может быть я и схватил бы ее и придушил на месте, хотя обычно вустеровское благодушие всегда берет верх надо мной, да и весьма скоро в комнате появился Дживз, неся на подносе стаканы и шейкер, наполненный до краев можжевеловым соком. Бобби быстренько выпила свой стакан и оставила нас, бросив что ей надо переодеться к ужину. И мы остались вдвоем, как в боевике два супермена перед грядущей схваткой.
— Ну, Дживз, — сказал я.
— Сэр?
— Мисс Уикам мне все рассказала.
— О, понятно, сэр.
— Я бы прокомментировал это иначе, тоже начинается на «по»: по…
— Поклеп, сэр?
— Именно. Я оказался в очень неприятном положении. И все благодаря тебе.
— Да, сэр.
— Теперь обо мне все станут говорить, что я чокнутый.
— Далеко не все, сэр. Только узкий круг людей, собравшийся ныне в Бринкли.
— Ты возвестил на весь белый свет, что у меня крыша поехала!
— Я не видел другого выхода, сэр.
— И знаешь что, мне очень странно, почему тебе так легко поверили.
— Почему, сэр?
— Потому что в твоей истории есть одно большое «но».
— Какое же, сэр?
— Ты называешь меня «сэр», и это звучит как оскорбление. А ведь сливочник-то был в комнате Глоссопа! Что ты на это скажешь?
— По моему совету, сэр, он сказал, что забрал сливочник из вашей комнаты, когда узнал, что этот предмет был украден вами из комнаты мистера Крима.
Я опешил.
— Ты хочешь сказать, — прогремел я (хорошее слово), — ты хочешь сказать, что в глазах остальных я не только псих, но и клептоман.
— Исключительно в глазах узкого круга людей, собравшихся в Бринкли.
— Неужели ты веришь сам тому, что говоришь. Неужели ты думаешь, что Кримы станут хранить благородное молчание. Они будут собираться у себя за столом и пережевывать это годами. Они вернутся в свою Америку и протрубят об этом от скалистых берегов штата Мэн до национального парка Эверглейдс. И кончится тем, что когда я поеду туда в следующий раз, в какой бы дом я ни пришел, везде на меня будут смотреть как на чокнутого и пересчитывать после меня все свое столовое серебро. Как я могу теперь сесть за один стол с Ма Крим, которая теперь будет со мной ласковой. Как это унизительно для меня как Вустера, Дживз.
— Сэр, мой вам совет, мужайтесь, это вам как испытание. На свете есть много хороших коктейлей. Хотите, я вам еще налью?
— Налей непременно.
— И мы всегда должны помнит, что сказал поэт Лонгфеллоу.
— И что он тебе сказал?
— Каков бы ни был ваш урон, да будет ваш спокоен сон. Когда вы подумаете, что спасли мистера Траверса, вам станет легче.
Он знал, что сказать, этот Дживз. И тут я вспомнил про десятифунтовые переводы в конвертах, что я получал от дядюшки Тома в школьные годы, и сердце мое дрогнуло. Я не стану показывать перед всеми своих слез, а скажу вам официально, как все это закончилось:
— Ты прав, друг мой Дживз!…
