— А он не верит, что у меня отец был моряк. Я ему ремень покажу и скажу, что отец оставил, когда в сорок третьем году в отпуск приезжал.
— А на самом деле он ничего не оставил?
Быпа помотал головой.
— Он был подводник… Их не нашли. А в отпуск он и не приезжал, только собирался.
— Бери, — сказал я. — Только не потеряй.
…Два дня без передыха я читал «Спартака». Даже купаться не бегал. Вечером второго дня ко мне постучался Южка и вызвал во двор.
— Почему не выходишь? Не отпускают?
— Читаю, — вздохнул я.
— Целый день читать заставляют? — изумился он.
— Никто не заставляет! Сам! Знаешь какая книжка!
И тут же на крыльце я начал рассказывать Южке о суровых бойцах-гладиаторах, которых в Древнем Риме богачи заставляли драться друг с другом, а сами смотрели как цирк или кино.
Подошли и другие ребята. Никто, кроме Марика и Дыркнаба, раньше не слыхал про Спартака — вождя гладиаторов.
— Брехня это все, — обидчиво сказал Петька Лапин. — Писатели насочиняют, а вы верите.
— Ничего подобного, — вступился Марик. — Это исторический факт.
— Про Спартака и в учебнике написано, — поддержал Дыркнаб. — Ты, Лапа, зря не ругайся на писателей.
— А чего они такие балбесы, ваши гладиаторы?! — возмущенно заявил Петька. — Друг друга убивали! Лучше бы революцию устроили! Они же все с мечами! Как бы начали рубить этих самых… как их…
— А они и так начали! Не дослушал, а кричишь!
Книжку у меня растащили по частям. Читали, обмениваясь тонкими пачками листов. Собрал я всего «Спартака» лишь через неделю.
Во дворе начались гладиаторские бои. Стучали деревянные мечи, гремели крышки от больших кастрюль, ставшие щитами. Мощные наступательные крики потрясали квартал. Таисия Тимофеевна получила новый повод, чтобы обвинить нас в невоспитанности.
Мы рубились и спорили. Сколько раз надо задеть противника мечом, чтобы он считался убитым? Чья очередь быть легионерами?
Никто, конечно, не хотел идти в легионеры. Ведь это были все равно что фашисты, только старинные. Приходилось по десять раз делиться, считаться, тянуть жребий. Но несмотря на это в самый решительный момент римские легионеры нарушали все правила и бессовестно орали:
— Ура! За свободу! Бей фрицев!
Мы все переругались и устали от таких споров. И собрали наконец военный совет. На совете решили: во время игр не орать и не бросаться друг на друга как сумасшедшие, а все делать по плану.
Игра должна состоять из двух частей. Сначала гладиаторское представление: бой между двумя группами. Чья группа победит, та и будет спартаковцами. А во второй части — восстание и битвы с легионерами. И чтобы все по правилам!
Такая игра требовала подготовки, и мы объявили двухдневный перерыв.
На следующий день, в субботу, все клепали себе доспехи, вырезали новые мечи, рисовали мелом на щитах львов и носорогов.
А я бездельничал. Боевые латы у меня были еще раньше. Щит и меч не требовали ремонта.
От нечего делать я решил пробежаться с гонялкой. Вышел на улицу и увидел Быпу.
Он брел навстречу, и на животе у него сияла пряжка моего ремня.
— Эй, Быпа!
— А, Владик!
Он сразу оживился, как увидел меня. И даже не по фамилии назвал, а по имени. У нас в классе все друг друга по фамилиям называли. Или по прозвищам. А он сказал «Владик».
— Ты куда? — спросил я.
— В кинушку ходил. Билетов нету.
— Жарища, — сказал я. — Делать ничего не хочется.
— Ага, — охотно сказал он.
Я снова поглядел на пряжку.
— Слушай, Быпа, я «Спартака» уже прочитал. Все ребята прочитали. Пойдем ко мне, заберешь.
— Айда.
Мы пошли, и он все поглядывал на меня весело и смущенно. Такой большой, лохматый, толстогубый.
— Ты что, Быпа, все меня разглядываешь?
— Так просто… Все ребята куда-то подевались, скучно одному. А тут ты встретился.
— А Валерка Хрыщиков? Он же рядом с тобой живет.
— Да что он, этот Хрыщ…
Дома я отдал Быпе книжку. Он ее подержал перед собой, шмыгнул носом и хрипловато сказал:
— Да ладно… Ты ее бери, если тебе ее надо. Если нравится.
Я озадаченно поморгал.
— Как «бери»?
— Ну, так… На память.
— Разве уезжаешь куда-нибудь?
— Да нет. Просто так. Раз тебе ее надо…
Мне ее не так уж было надо сейчас. Я ее запомнил от корки до корки. Но я это не стал говорить.
Быпа… Как он сказал: «На память»… А тогда вот взял и поставил в магазине в свою очередь. А еще раньше ни с того ни с сего заступился за меня перед Вовкой Вершининым…
Я взял книжку:
— Спасибо, Быпа. Я ей новые корочки сделаю.
— Если хочешь, я тебе еще толстую книгу притащу. Под названием «Собор Парижской богоматери». Только я еще ее не читал. Прочитаю и принесу.
И почему я раньше думал, что Быпа некрасивый? У него были такие хорошие коричневые глаза. Как у доброй лошади. Вы не смейтесь! У лошадей очень ласковые и красивые глаза.
И вообще лицо у Быпы было доброе. Почему кто-то придумал, что он хулиган?
Он снял ремень, обмотал вокруг пряжки.
— На. Поносил я… Хороший ремешочек. Хрыщ все подговаривал поменяться на ножик. Ну, я говорю: «Катись ты, чего пристал…» Что я, стукнутый, что ли, меняться, если не мой ремень…
Не умели мы говорить друг другу хорошие слова. А так захотелось мне сказать Быпе что-то хорошее. И я сказал:
— Ну, ты тогда… носи уж его еще. Насовсем. У меня и так штаны не свалятся. Да ты не думай, что это я из-за книжки. Это я просто так…
И такую свою драгоценность я отдал сейчас легко и радостно, потому что Быпа мне нравился. Я только сказал еще:
— Ты смотри не меняйся с Хрыщом на ножик.
И Быпа опять сказал:
— Что я, стукнутый?
И мы вышли из дома и зашагали по горячей от солнца улице.
— Ты приходи завтра, — сказал я. — Знаешь какой бой будет! Как в книжке. Будто все по правде. Придешь?
— Ага, — сказал он.
Он пришел, когда мы готовили к бою арену: обкладывали кирпичными обломками круг на земле и посыпали землю опилками. Опилки Манярка украдкой выгребала из шаткой завалинки нашего флигеля и приносила в подоле.
