ослаб, выронил нож и повалился на колени. Искажённое гримасой ужаса лицо его застыло в маску, покрылось испариной, трясущиеся руки лапали грязный пол. Извиваясь, с утробным булькающим звуком, он пополз задом к входной двери, и тогда академик оглянулся…
За его спиной чуть поодаль стояла Дара с рукой, поднятой на уровень лица. Она была прекрасна, грозна и источала какой-то льдистый и одновременно обжигающий свет, от которого в глазах наворачивались слёзы.
Северянин уполз за дверь, впустив облако пара: на улице морозило…
— Прости, я заснула, — неожиданно виноватым тоном произнесла Дара. — Почему-то расслабилась…
— Это я сделал, — признался академик и подняв нож, закрыл лезвие. — Возьму на память…
— Что — сделал?..
— Усыпил тебя, — улыбнулся он, смаргивая слёзы. — Ты не спала трое суток…
Тон её мгновенно изменился, пахнуло холодом.
— Больше не смей. Я не могу оставить тебя без прикрытия. Видишь, что получилось?
— Что же, теперь мне всё время сидеть за твоей спиной? Под твоей крышей?
— Ты пока ещё беззащитен.
— Но почему? — он пошевелил разбитыми пальцами, сжал кулак.
— Потому что Странник, — отрезала Дара. — А все странники беззащитны и уязвимы… Но ты станешь Варгой. Я вижу твою судьбу!
12
В тот момент, когда охранник Конырева вручил ему ключи и документы, Зимогор не оценил замысла богатенького приятеля и не почувствовал, что значит конь для мужчины. Но когда вечером, приняв дела старшего инженера, подошёл к своему дому и увидел вишнёвую «девятку», вдруг услышал ржание горячего жеребца. Два часа кряду он гонял машину по московским улицам, часто нарушая правила и совсем забыв, что нет при себе удостоверения водителя.
И удовлетворённый, расчувствовавшийся, полетел в офис к Славке. Тот сидел за своим столом и разговаривал с молодым негром: на заправках Конырева работали исключительно африканцы, набранные из Института имени Патриса Лумумбы или просто с улицы. С одной стороны, он выглядел абсолютным противником расизма, с другой выражал его крайнюю степень.
— Пусть чёрные обслуживают белых, — говорил Шейх, когда ему задавали специфические вопросы. — Я не хочу унижать русских рабским трудом.
В то время русские просто ходили безработными и голодали…
Конырев мгновенно выгнал негра из кабинета, кивнул в его сторону.
— Неплохой пацан. Хотел купить заправку. А деньги, стервец, заработал на наркоте и сутенёрстве. Чёрными девками торговал и героином. Как ты считаешь, продать ему? Или нет?
— Спасибо за тачку, — сказал Олег. — От души.
— Ага, оценил! Значит, с работы пнули?
— Не совсем… Едва удержался.
— А что ты за неё держишься?
— Если бы уволили совсем, отрезали бы путь в Манораю. А я хочу туда.
— Может, тебе заправку продать? Одна продажная есть… В рассрочку?
— Слава, я белый человек…
— Так слушай, белый человек, — президентское кресло застонало под Славкой. — Никак из головы не выходит… Вспомнил я одну цыпочку из архива Министерства геологии. Правда, ей сейчас уже лет тридцать, но была прелесть!.. Позвонил и заказал на твоё имя обширную справку по Манорайской впадине. Поедешь завтра и возьмёшь. Можешь вместе с Наташкой.
— Мне с тобой никогда не рассчитаться, — буркнул Зимогор. — Ты всех так цепляешь на крюк?
— И ещё. Этот твой космический мусорщик оригинальная личность, но дитя советской системы. — Шейх достал ежедневник и стал читать. — Закончил Высшую комсомольскую школу, работал секретарём на плавбазе рыбфлота в Мурманске. За попытку перехода финской границы получил три года. После отсидки под чужой фамилией поступил на географический факультет, однако отчислили с пятого курса, когда вскрылся обман. Через год задержан на территории Китая за незаконный переход, пять лет исправлялся на рисовых полях, затем был передан советской стороне и ещё два года рубил лес в Коми. Остался там на жительство, работал в леспромхозе и добивался выезда в Монголию, но не получил. Потом оказался в Свердловске, там женился на еврейке и выехал с ней в Израиль как диссидент. Получил израильский паспорт, обокрал жену и её родственников и морским путём отправился в Индию, но по пути был схвачен Интерполом, возвращён в землю обетованную, где его разоблачили и отправили на девять лет рыть оросительные каналы на оккупированных землях. Оттуда с помощью палестинцев бежал в Иран, а потом через воюющий с советскими войсками Афганистан снова хотел пробраться на китайскую территорию Тибета, но попал в плен к моджахедам и был случайно отбит нашими солдатами. Вернули в Россию, незаконно продержали два года под следствием, после чего дали паспорт на настоящее имя и выпустили на свободу. Он женился и уехал на Алтай, по месту жительства своей супружницы.
Конырев прочитал всё это чуть ли не на одном дыхании, отвалился в кресле и отпыхиваясь, добавил:
— Я менял города, я менял имена!..
— Явный неудачник и бессребреник, — определил Зимогор. — Которых ты терпеть не можешь.
— Да, и это правда, не могу, — подтвердил Шейх. — Их воспели и подняли, бессребреник стал объектом для подражания. В результате навязали нации нищенскую психологию… Но твой знакомый мусорщик, наоборот, весьма преуспел, если учитывать одну маленькую деталь. Ещё в комсомольской школе стал сотрудником внешней разведки. И в наших лагерях не сидел, а проходил специальную подготовку или вообще выполнял особые поручения партии и правительства.
— А в китайских?
— В китайских сомнительно. Но в израильской по полной программе, причём год — в специальных кандалах! — с удовольствием сообщил Конырев. — За дерзкое поведение: постоянно обижал охрану!
— Чем же он занимался в разведке?
— А вот этого не знает даже Эксперт, который знает всё!
— И почему они его на Тибет не пустили? — чуть невпопад спросил Зимогор.
— Кто сказал — не пустили? — засмеялся Конырев. — Скорее всего, бывал он там, и много раз. Но это пока скрывают от моего улыбчивого Эксперта. Но завтра он поедет к директору и всё узнает.
— К какому директору?
— Разумеется, службы разведки!
— Он что, работает у тебя, этот бывший министр? — невесело усмехнулся Зимогор. — Вроде бы и не африканец…
— Нет, не работает. Но финансисты очень любят деньги.
— Ты ему платишь?
Шейх вылез из кресла, как медведь из берлоги, и только не зарычал:
— Кому я только не плачу…
В тот вечер Зимогор успел заехать к матери в Перово. Она была на пенсии, но всё ещё работала врачом на станции «скорой помощи». Отец же всю жизнь просидел за баранкой, последние лет десять дальнобойщиком, развозил дефицит — подшипники по автомобильным заводам. Однажды его КамАЗ обнаружили на просёлке неподалёку от трассы в Горьковской области, груз и водитель бесследно исчезли, и мать до сих пор не знала, жена она или давно вдова. Горе это не забывалось и всё время жило в доме вместе с матерью. И было у неё ещё одно — никак не могла женить Олега, однако с этой бедой вроде бы уже свыклась, и на семейных праздниках, когда собиралась родня и непременно начинала обсуждать эту тему, мать спокойно махала рукой и в присутствии сына говорила:
