идеи.
— В каком смысле?
— В самом буквальном. Они — ученые. Они должны знать цену идеям. А как только знаешь чему-то цену, ничего не стоит начать это ненавидеть. Взять хотя бы Бьюгла. Как только начинает говорить о прогрессе, возбуждается, как шаман. Поглаживает свою лысину, чтобы удержаться, а сам внутри клокочет. Кажется, замолчи он — и услышишь бульканье. Да и Абрахам Лернер не слишком жалует идею космических контактов. Он, пожалуй, относится к ней поспокойнее, чем Бьюгл, но я тоже вполне могу представить его с паяльником в руках.
— Может быть, — вздохнул Поттер, — и все-таки…
— Что, не убедил я вас? — улыбнулся лейтенант.
— Если честно — нет.
— Ну что ж, я еще и себя как следует не убедил. Но тем не менее я думаю, стоит посмотреть.
— Что посмотреть?
— Посмотреть в их коттеджах — а вдруг мы найдем парочку хорошеньких металлических линеечек?
— Вы ж сами говорили, что если что и осталось от изготовленной бомбы, так на дне озера.
— Это верно, говорил. Но вы тут, в Буэнас-Вистас, забываете о диалектике…
— О чем?
— О ди-а-лек-ти-ке. Взгляды меняются. Теперь появилась на свет версия со второй бомбой и сразу начала пищать и требовать внимания…
— Вы меня простите, Генри, но как-то чудно вы говорите, никак не привыкну.
— И ничего удивительного. Я сам к себе никак не привыкну. Появилась, я говорю, версия со второй бомбой.
— Ну, и почему убийца не мог выкинуть в озеро или куда угодно оставшиеся линейки, провод, паяльник?
— Мог, разумеется. А мог и не выкинуть. Подождать: а вдруг Чернов все-таки займет место мисс Каррадос?
— Лейтенант, я, конечно, прикомандирован к вам для помощи. Расследование ведете вы. Но если хотите знать мое мнение…
— Не хочу, братец Джим. Я люблю конструктивные мнения…
— Какие?
— Кон-струк-тив-ные.
Поттер вздохнул. Вздох был такой выразительный, что Милич зааплодировал.
— Браво, мой друг! Мастерский вздох. Артистический. Ни слова, а сколько чувств и мыслей!
На красном лице сержанта появился кирпичный отблеск.
— Если вы хотите издеваться…
— Да будет вам, Джим, что за провинциальная обидчивость! Да, я иногда могу сказать что-нибудь не очень вежливое, мягонькое, уютное, могу посмеяться, но я не хочу вас обидеть, бог тому свидетель.
— Простите, — пробормотал сержант. — Нужно заготовить ордера на обыск?
— Черт те знает. А может быть, коттеджи в Лейквью нельзя считать домом каждого и достаточно согласия администрации в лице Хамберта?
— А если собрать их всех и попросить у них разрешения на обыск? — спросил Поттер.
— А что, это идея. Вряд ли кто-нибудь осмелится отказаться. Ведь тем самым он сразу навлечет на себя подозрение.
— А что, улики лучше подозрений?
— Не забывайте, что он точно не знает, чего мы ищем. Это раз. Во-вторых, линейки и все остальное может быть запрятано. А в-третьих, видно будет. — В голосе лейтенанта оставалось все меньше уверенности, но он упрямо повторил: — Там видно будет.
ГЛАВА VII
Профессор Хамберт медленно поднял голову, посмотрел на Милича и так же медленно кивнул. «Старая черепаха, тянущаяся за пучком травы», - подумал Милич.
— Я попросил собрать вас здесь, чтобы обратиться к вам с маленькой просьбой, — сказал он и обвел всех собравшихся взглядом. — Я хотел бы, чтобы вы оставались здесь, в главном здании, пока мы осмотрим ваши коттеджи. Разумеется, каждый из вас может протестовать, поскольку у нас нет ордеров на обыск. Я рассчитывал на ваше сотрудничество.
— Я не возражаю, — буркнул Эммери Бьюгл и погладил ладонью лысину.
— Давно пора. Я бы на вашем месте, лейтенант, начал прямо с обыска, — сказал Абрахам Лернер.
— Благодарю вас, мистер Лернер, за весьма ценный совет, сказал лейтенант, и единственная женщина в комнате — по всей видимости, это была Валерия Басс — засмеялась.
Профессор Лернер спокойно вытащил из пачки сигарету, закурил, и Милич подумал, что люди ироничного склада ума часто не способны воспринимать чужую иронию.
— Пожалуйста, — сухо кивнул Чарльз Медина. — Надеюсь, я смогу потом разобраться в своих бумагах.
Никто не возражал.
— Прекрасно. Я попрошу вас пока оставаться здесь.
Они вышли на улицу. Дождь усилился. Порывистый ветер нес его полосами. Лейтенант поежился. Поттер молчал, но молчание было явно неодобрительным.
— Начнем с этого коттеджа. Здесь, если не ошибаюсь, живет эта тихая, кроткая жердь Лезе.
Они вошли в коттедж. Когда проводишь обыск, подумал Милич, или нужно быть уверенным, что обязательно найдешь то, что ищешь, или он начинает казаться довольно нелепым занятием.
Обыск у профессора Лезе казался нелепым занятием, потому что они не верили, что найдут что- нибудь. И не нашли.
Не нашли ничего и во втором коттедже, в котором жил Чарльз Медина. И в коттедже Валерии Басе.
— А это чей? — спросил Поттер, когда они подошли к четвертому домику.
— Здесь поселили русских. У них смотреть не будем. Пойдем к следующему. Сейчас я взгляну по плану, чей он. — Он достал из кармана листок бумаги, и ветер сразу попытался выдернуть его. — Абрахам Лернер.
Они пошли к домику. Дождь все усиливался и усиливался, барабанил по крышам, звонко булькал в водосточных трубах. Пахло холодной влагой, мокрой тканью плаща. Серое небо почти не источало света, и невольно хотелось протянуть руку и зажечь электричество.
— Пойдемте, — сказал Поттер, входя в коттедж.
Но Милич стоял под дождем и думал, что именно остановило его. Что-то было не так.
— Промокнете. Черт знает, что за погода! Хоть бы морозик все подсушил, — сказал Поттер и распахнул дверь в дом.
Но Милич продолжал стоять под дождем.
Он стоял терпеливо и ждал. Он привык доверять своим инстинктам. И своим чувствам. Нужно было только набраться терпения и постоять, не двигаясь, под дождем. Он вдруг засмеялся. Все было очень просто. По обеим сторонам коттеджа были водосточные трубы. Аккуратные зеленые водосточные трубы. Одна сердито плевалась водой, из другой еле сочилась струйка.
— Сейчас, братец Джим.
