изобразительными мотивами; во второй раз, когда мы прочли, что могилы, построенные в период царствования Рамзеса III, имеют явные характерные признаки четвертого или более позднего столетия; в третий раз, когда мы заметили, что угнетение Египта чужеземцем, Арсой, было немыслимым в тринадцатом или двенадцатом веках, но что нечто весьма похожее происходило во второй половине пятого века; и наконец, когда мы пришли к пониманию того, что Рамзес III вел войну с персами. Персы, однако, впервые вступили в войну с Египтом в 525 г. до и. э., а потом снова сражались с Египтом в четвертом веке, когда египтяне заявили о своей независимости под властью местных царей.
Здесь мы можем остановиться, озадаченные явно немыслимым предположением о том, что могла произойти ошибка иа восемь столетий, или испуганные при виде полной пертурбации, к которой нас может привести это исследование. Но разве не стоит нам решиться пойти немного дальше и разве не испытаем мы облегчения, если какие-то новые данные подтвердят многовековую концепцию древней истории? Ибо следует четко осознать: мы не можем позволить Рамзесу III воевать с персами и при этом сохранить границы мировой истории неприкосновенными. Какой лавиной должно сопровождаться такое открытие: царства должны рухнуть, империи должны сдвинуться на столетия, потомки и предки должны поменяться местами, И вдобавок ко всему этому сколько книг должно устареть, сколько научных исследований должно быть начато вновь, сколько инерции должно быть преодолено? Это не просто лавина, но полный обвал, казалось бы, вечных массивов.
Теперь, когда читатель оценивает все последствия, вызванные установленным тождеством между «Реге$е1» и персами, мы приглашаем его познакомиться с дальнейшими свидетельствами, чтобы его не убедили в том, что не доказано, или не привели к тому, что является всего лишь иллюзорной картиной прошлого.
Что мы будем описывать – двенадцатый или четвертый век? Поскольку начало четвертого века – это уже не седая древность, а войны, в которых принимали участие греки, даже в качестве наемников, большей частью точно описаны некоторыми греческими авторами, мы подвергаем нашу историческую схему самому беспощадному тесту: все фрагменты этой истории должны быть описаны и истолкованы в греческих источниках. Если это не может быть сделано, мы выдвинули недоказуемые тезисы. Но если события, изображенные и прокомментированные фараоном, обнаруживаются и у греческого историка, шаг за шагом, со всеми участниками, играющими подобающие им роли в том самом порядке, который обозначен на египетских настенных росписях и сопровождающих их текстах, тогда схема, которую мы здесь предлагаем, лишена какого-либо отпечатка произвольности:
Ах, если бы, любовь, нам удалось С Ним в заговор вступить, Чтоб этот жалкий мир рассыпать в прах И новый воссоздать, для сердца милый1.
Какой бы отпор ни встретила эта пересмотренная схема истории, необходимо осознать, что главная цель в этом поединке заключается в отстаивании статуса подлинной истории.
Пересматривая заново указанный исторический период, мы не можем обращаться за помощью к Библии или к ассиро-вавилонским источникам, и по очень простой причине: к началу четвертого века до нашей эры Ветхий Завет был окончательно или почти завершен, и его наиболее поздние исторические части – книги Есфирь, Неемии и Ездры -посвящены периоду, предшествующему Рамзесу Ш; что касается Асснро-Вавилонии, то она уже не существовала как государство. Однако мы располагаем возможностью найти необходимый материал для сопоставления у греческих авторов.
Это был четвертый век, и всего за шесть лет до его начала Софокл впервые вступил в соревнование с Эсхилом. Перикл, именем которого назван золотой век Афин, умер примерно пятнадцать лет назад. Сократ тоже умер. «Лягушки» Аристофана разыгрывались и читались уже в течение многих десятилетий.
Мы не заглянем в книги историка Фукидида в поисках сведений о Рамзесе III: этот историк умер вскоре после 400 г. до н. э. Не можем мы обратиться и к книгам Геродота: когда он посетил Египет, Рамзес III еще не родился.
Когда- библейские источники прекратили снабжать информацией, греческие авторы стали составлять современные летописи. Египетские цари Неферитос, Акоряе, Не-ктанеб 1,Тахус и Нектанеб II – знакомые фигуры в этих летописях и хрониках, написанных историками более позднего поколения, чем Геродот и Фукидид. В египтологии эти поздние фараоны отнесены к двадцать девятой и тридцатой династиям царей (последним перед кратковременным повторным захватом Египта персами за десять лет до его завоевания Александром). Нектанеб I, который правил с 379 по 361 год до н. э., – это самая впечатляющая фигура среди этих поздних местных фараонов. Но если, как здесь утверждается, Рамзес III жил не в двенадцатом, а в самом начале четвертого века, кем тогда был Нектанеб, который жил в то же самое время?
Мы собираемся доказать, что фараон, для которого современные историки избрали из его нескольких имен имя Рамзеса III, был Нектанебом I у греческих авторов. Поскольку оба они жили в одно и то же время и не были разделены восемью веками, и поскольку оба они были египетскими фараонами, нет другой альтернативы, как считать их одним и тем же лицом. И мы увидим, сравнив летописи Рамзеса III и греческие письменные источники о Нектане-бе, что особенности их личности, их биографии, их правление.и их войны имеют столько сходства, что не оставляют никаких препятствий для полного отождествления. Более того, мы обнаружим, что на некоторых надписях Рамзес III использовал имя Нект-а- неб как одно из своих царских, как считалось, данных Гором, имен.
Рамзес III оставил летописи о своей войне с «Регезе!» и народами моря. Диодор Сицилийский, историк, писавший по-гречески в последнем веке до нашей эры, детально повествует о войне Нектанеба I с персами и греческими наемниками. Диодор, который провел годы между 60 и 57 гг. до н. з. в Египте, очевидно, располагал многочисленными документами и источниками, когда он составлял историю последних коренных династий в Египте. Мы подвергаем оба эти отчета самой строгой проверке, проведя сравнение. Эти две летописи должны представлять собой историю одной и той же войны, иначе мы сбились с 'верного пути в нашей попытке распутать истинный ход исторического времени.
«Острова были беспокойны…»
После смерти Дария II (Нотуса) его сын Арсакес поднялся на трон, приняв имя Артаксеркса II. Прозванный Мнемоном за свою хорошую память, ои занимал трон с 404 по 358 г. до н. э., в период больших исторических событий. В начале его царствования его брат, сатрап Анатолии, Кир, прозванный Младшим, поднял мятеж и выступил против царя. В этом известном военном походе участвовала армия греческих наемников в количестве от десяти до двенадцати тысяч человек. Афинянин Ксе-нофонт, один из ее предводителей, описал этот поход и отступление в книге «АпаЬа amp;18» («Восхождение»), Кир продвинулся вплоть до Вавилона н вскоре погиб в сражении (401 г. до н. э.). Греческая армия отступила и после многих тяжелых испытании достигла Черного моря.
В течение последующих нескольких лет персидские сатрапии в Малой Азии постоянно сотрясались мятежами и попытками Спарты освободить ионийцев на азиатском побережье от персидского владычества. Эти попытки приняли весьма агрессивный характер, когда в 396-395 гг. до н. э. спартанский царь Агесилай одержал победу в военных действиях в Западной и Центральной Малой Азии1.
Подвиги Агесилая предвосхитили деяния Александра. Корнелии Непот писал в короткой биографии Агесилая:
«Агесилаи… захватил множество земель и богатую добычу… Когда он задумал поход на Персию и нападение на самого царя, к нему из дома явился вестник, по приказу эфоров, уведомить его, что афиняне и беотийцы объявили войну против лакедемонян (спартанцев) и что ему поэтому не следует медлить с возвращением. Хотя он был во главе победоносной армии и чувствовал уверенность, он повиновался приказам… Агесилаи предпочел честь самой могущественной империи и решил, что более почетно повиноваться законам своей страны, чем покорить в войне Азию»2.
Началась восьмилетняя Коринфская война. Персидский царь оказал поддержку Афинам; в действительности он содействовал разжиганию этой вражды. Замысел состоял в том,
