отношение к отечественному боксу, наконец закончилась. Однако я не ощутил того чувства триумфа, о котором мечтал и которого так ждал когда-то; время, которое окончательно склонило чашу весов в мою сторону, заодно многому меня научило. И прежде всего тому, что суть победы отнюдь не в торжестве над поверженным противником, она — в глубоком и спокойном чувстве внутреннего удовлетворения, которое возникает от сознания успешно выполненной большой и трудной работы; победа над противником — это в конечном счете лишь знак того, что удалось преодолеть и победить самого себя. Теперь я знал, что годы, прошедшие с того момента, когда я сидел с Заборасом на северной трибуне московского стадиона «Динамо» и восхищенно следил за поединком Навасардова с Королевым, прошли не зря. И в этом для меня сейчас заключался самый главный и самый важный смысл всех, вместе взятых, восьми поединков с Королевым; в этом — а не в том, что последний из них вновь выиграл не он, а я. Хотя, само собой разумеется, стать в четвертый раз чемпионом страны тоже было радостно и приятно.
Теперь, когда я добился прочного успеха у себя на Родине и стал, по существу, лидером в своей весовой категории, от меня, естественно, ждали столь же убедительных побед и на международном ринге.
В мае 1953 года в Варшаве начиналось очередное первенство Европы, в котором советские боксеры впервые собирались принять участие. Год назад, на Олимпийских играх в Хельсинки, я не сумел оправдать возложенных на меня надежд; в Варшаве, решил я, такое не должно повториться.
И все-таки тревога не покидала меня. Страшили не предстоящие поединки; я опасался каких-нибудь новых подвохов со стороны судьбы. И сколько я ни твердил себе, что снаряд дважды в одну воронку не падает, а невезение тоже подчиняется законам статистической вероятности, но проку от этого было мало. Не зря говорят: тот, кто обжегся на молоке, дует и на холодную воду.
Случилось так, что опасения мои оправдались: за несколько дней до открытия первенства я сломал ногу. Точнее, палец на ноге, или, как говорят медики, плюсну.
Произошло это на баскетбольной площадке во время разминки. Александр Засухин, прыгнув за мячом, промахнулся и всей своей тяжестью «приземлился» мне на ногу. Тяжесть, вообще говоря, была невелика — Засухин, как известно, работал в весе 57 килограммов, — но и ее хватило: под кедами у меня что-то хрустнуло, и ступню обожгла острая боль. Свалившееся в буквальном смысле слова на меня несчастье показалось вначале непоправимым: на ринг в гипсе не выйдешь. На Сашу Засухина больно было смотреть, он переживал не меньше.
— Ну при чем тут ты? — утешал я его. — В игре от таких вещей никто не застрахован. Мог ведь и я тебе на ногу наступить.
— Не мог, — стараясь улыбнуться, возражал Засухин. — Я бы увернулся.
Но шутки Помогали слабо. Врач наверняка не допустит к соревнованиям, думал я, и мысль эта сверлила сознание острее, чем любая боль. Выручила опытность Виктора Ивановича Огуренкова. Бинт с его помощью наложили столь искусно, что, когда я затянул шнурки на боксерках и встал, нога вроде бы казалась вполне в порядке.
— Ну как? — спросил Виктор Иванович.
— Лучше новой! — радостно отозвался я. — И боли почти не чувствую.
— Твое счастье, перелома нет. Только трещина, — сказал Огуренков. — И все же лучше бы тебя снять.
Но я об этом и слышать не хотел. Эластичный бинт прочно «держал» поврежденный палец и почти не мешал; собравшиеся над головой тучи обещали обойти стороной, и я не мог упустить представившегося мне шанса.
На ринг я выходил с травмой, но никто из моих противников так этого и не заметил. У судей, по- видимому, тоже не нашлось поводов для сомнений или разногласий: во всех трех поединках — с немцем из ФРГ Пингелем, югославом Крисманичем и поляком Венгжиняком — победа осталась за мной. Долг за Хельсинки, таким образом, оказался погашен: я получил золотую медаль и пояс чемпиона Европы.
Однако и на этот раз судейство оставалось не всегда беспристрастным. Особенно несправедливо обошлись с Сергеем Щербаковым.
Щербаков, как я уже говорил, завоевав в десятый раз звание чемпиона Советского Союза, решил покинуть ринг и сделал исключение лишь ради Варшавы. Уверенно сокрушив своих противников — секундант югославского боксера Здреника выбросил на ринг полотенце, а бельгиец Вламинк пять раз побывал на полу, — Щербаков встретился в финале со своим давним знакомым и постоянным соперником, польским боксером Хихлой. Это был последний бой Щербакова, и, надо сказать, провел он его просто великолепно.
Весь первый раунд Хихла, хорошо зная мощь ударов своего соперника, старался держать его на дистанции.
Однако блестящая техника и мастерское маневрирование по рингу не спасли польского боксера от сокрушительного бокового правой в голову, которым Щербаков встретил одну из его атак. Хихла в грогги. Но на ногах ему удалось удержаться, и рефери не открыл счета.
Во втором раунде Щербаков увеличил темп, и, ловко уходя нырками от ударов противника, провел несколько точных серий по туловищу. Оба раунда остались за ним, его преимущество было бесспорным и очевидным.
В последней, третьей схватке Хихла окончательно выдохся. Но и Щербаков тоже устал. Завязалась рубка на средней и ближней дистанциях. Однако Щербаков бьет чаще и точнее, гонг застает его в очередной атаке.
Хихла, пошатываясь, пересекает ринг, улыбается и, не ожидая решения судей, сам поднимает вверх руку Щербакова; зал взрывается бурными аплодисментами; фоторепортеры щелкают затворами, через канаты летят цветы, болельщики спешат поздравить нового чемпиона Европы…
И вдруг, как гром с ясного неба, голос диктора: победа присуждается Хихле! Польский спортсмен даже растерялся от неожиданности, на лице его явное недоумение; на трибунах поднимается шум, ошеломленные зрители протестуют, многие вскочили со своих мест… Среди шести тысяч собравшихся в спортивном вале «Гвардия» спокойствие сохранил, пожалуй, лишь один человек — сам Щербаков; подойдя к Хихле, он передал ему букет цветов и поздравил с победой!
На другой день сами руководители польского бокса опротестовали решение судей, заявив, что бой выигран не Хихлой, а Щербаковым, но из этого, как и всегда, ничего не вышло: в АИБА оставили протест без удовлетворения. В итоге наша сборная, получив две золотые, три серебряные и три бронзовые медали, заняла второе место. Первое досталось команде Польши.
Но судьи судьями, а мастерство мастерством. Были, разумеется, и объективные причины, которые не позволили нам добиться более высоких результатов. На некоторые из них указывали лучшие специалисты зарубежного любительского бокса. «Советские боксеры хорошо работают, идя вперед, атакуя, — писал известный всему миру польский теоретик бокса и тренер Феликс Штамм. — Но если атакует противник и вынуждает отходить и защищаться, у русских активной защиты нет. Боксеры СССР страдают также малой подвижностью». «Русские недостаточно подвижны, — вторил ему руководитель венгерской сборной К. Ласло. — У них мало обманных движений». Болгарский тренер Вежинов считал, что «самая серьезная ошибка Советских боксеров — это неправильная тактическая установка». «Тактика большинства русских строится в основном на их силе и выносливости», — уточнял мысль своего болгарского коллеги тренер румынской сборной Вайтрауб.
Не стану спорить с авторитетами, скажу только, что говорить о боксерах огульно, во множественном числе, на мой взгляд, порой просто бессмысленно. Особенно когда речь идет о таких мастерах ринга, как Сергей Щербаков, Борис Тишин, Александр Засухин, Анатолий Булаков, Владимир Енгибарян, которые многие годы составляли костяк нашей сборной. Все они очень непохожие и очень разные. Каждый обладал неповторимой и яркой индивидуальностью, и успехи или неудачи всякого из них требовали отдельного анализа и обсуждения.
Обычно, когда говорят о той или иной школе, чаще всего имеют в виду какую-либо принципиальную установку. Итальянцы, скажем, файтеры, а поляки или англичане — игровики, фехтовальщики. Доля истины в этом, безусловно, есть; доля — но не вся истина. Национальный темперамент и традиции, естетвенно, не могут не накладывать свой отпечаток, Особенно если они вдобавок подкреплены соответствующими взглядами спортивных руководителей и ведущих тренеров. И все же стричь всех под одну гребенку никак
