волнистыми насыпями красноватого песка, заросший кустарником и мелким хвойным лесом.
Сойма шла быстро. Скоро показался мыс Бесов Нос, о котором в народе ходило много рассказов. Некоторые из дружинников видели на его отвесных склонах высеченные таинственные фигурки и письмена. Тремя каменистыми растопыренными пальцами уходил в море мыс, покрытый высоким хвойным лесом, хорошо заметным издалека.
Еще немного — и открылся Муромский Нос. Среди соснового леса белели постройки каменного Муромского монастыря.
У хозяина маленькой дымной избушки, одиноко стоящей в стороне, Амосов купил свежей оленины и, одарив дешевыми бусами хозяйских белокурых дочек, двинулся дальше. Только поздней ночью Труфан Федорович решил остановиться на ночлег.
Нарушив тишину, застучали топоры, задымились большие костры. На берегу выросли два шалаша, покрытые зелеными ветками; забурлила в котле похлебка, распространяя вкусный запах.
Окончив трапезу и поговорив о разном перед сном, дружинники стали укладываться спать, опасливо поглядывая на комаров, тучами носившихся около костра. Издали комариный рой был похож на серое облако. Комары нападали на людей, нещадно жалили, набивались в нос, в рот, в уши, в глаза, они затрудняли дыхание, принося человеку страшные мучения.
— Ишь, проклятущий гнус! — тихо ругался старшой Савелий. — Вот ужо угощу вас!
Он отошел в сторону, наломал охапку хвойных веток и кинул их в огонь. Едкий дым отогнал на время надоедливые комариные полчища.
Лагерь уснул. У шалашей одиноко бродил дозорный. Время от времени он бросал в костер новую охапку веток и глядел, как вспыхивали, корчась на огне, зеленые иглы.
На пути мореходы встретили несколько десятков разных судов, нагруженных беломорской солью, ворванью, сушеной и соленой рыбой и кожами. Чувствовалась близость реки Водлы, где проходил другой важный путь Великого Новгорода — на реку Онегу и Белое море.
Ночи были теперь совсем светлые, почти такие, как на Белом море.
Соскучившись по своему мастерству, Труфан Федорович часто подходил к кормщику — сморщенному старичку с Вытегры, вот уже вторые сутки бессменно стоящему на руле.
— Дай-ка, Иван, правило. Постою за кормщика, справлюсь небось, — шутил он. — А ты отдохни, устал ведь.
— Бери, бери, Труфан Федорович, потешься, а я сосну. — И старик, раскинув тут же, у Амосовых ног, баранью теплую шубу, мгновенно засыпал.
К реке Повенчанке дружинники добрались под вечер.
У самого устья раскинулось небольшое селение, оживающее зимой, когда тысячи санных упряжек двигаются из Новгорода в Сумский посад и возвращаются обратно, груженные беломорской солью. Дружинники обратили внимание на многочисленные амбары, большие заезжие дворы и две-три лавчонки, торгующие самым разнообразным товаром. Сейчас много домов пустовало и селение казалось заброшенным.
На утро Труфан Федорович снова повел свой отряд по древнему пути, проторенному новгородцами. Опытный мореход много раз выручал людей от излишних тягот и опасностей.
На одной из небольших речек, как раз на середине течения, застряв на камнях, суда остановились: либо река сделалась мельче, либо лодки были перегружены. Быстрая струя ударялась в борта, захлестывая внутрь. Новгородцы дружно работали веслами и шестами, пытаясь продвинуть лодки, но все было напрасно.
Предстояла тяжелая работа: нужно было или облегчить суда, бросив часть груза, или переносить на плечах и лодки и груз по узкой, чуть заметной тропинке, вьющейся у берега.
И тут помог Амосов. Поднявшись в рост, старик внимательно осмотрел реку. Впереди, совсем неподалеку, он заметил переузье — место, где берега близко сходились, оставляя неширокое русло, едва достигавшее трех-четырех саженей.
Труфан Федорович оставил на лодках по одному человеку, остальным велел выходить на берег, прихватив с собой судовые паруса. Выбрав две крепкие сосенки, росшие по берегам переузья, дружинники натянули между ними толстый моржовый ремень, а к ремню привязали паруса. Нижние края парусов, спускавшиеся на дно речушки, завалили тяжелыми камнями, дерном и хворостом. Получилась плотина — крупные паруса, перекрывающие друг друга, совсем не пропускали воду. Уровень речки быстро поднимался. Лодки сошли с мели и двинулись вперед. У самой плотины дружинники вытащили их на берег и стали ждать, пока воды прибудет побольше.
— Разбирай плотину, ребята! — крикнул Амосов.
Дружинники выдернули паруса, и вода бурлящим потоком ринулась вниз по реке. Дальше все было очень просто: спустив лодки на воду, отряд быстро двигался вперед вместе с прибылой водой.
— Надоели мне, ребятушки, реки, забодай меня бык, и глаза на них смотреть не хотят! — жаловался старшой Савелий. — И большой реке слава до моря, а эта-то и вовсе дрянь!
До устья реки такую плотину пришлось строить еще один раз. А там быстрое течение вынесло новгородцев на простор Выгозера, лежащего в огромной каменной котловине, окруженной со всех сторон темным дремучим лесом. До противоположного берега расстояние в семьдесят верст дружинники бежали под парусами. Достигнув устья Нижнего Выга, каменистой порожистой реки, отряд расположился на ночевку в заезжем дворе Степана Котова. Впереди предстоял самый опасный участок пути, и Труфан Федорович дал молодцам отдых.
— Набирайтесь сил, ребятушки! Назавтрие путь тяжелый, — предупреждал он дружинников.
Глава XIII. ГОСПОДИН ВЕЛИКИЙ НОВГОРОД
Всю ночь бушевал стремительный шелоник. Гонимые ветром волны задорно шумели у пристаней Торговой стороны, накатываясь на деревянные борта многочисленных лодей, сойм и карбасов. Покачиваясь, груженые суда задевали друг за друга, тоскливо скрипели, словно жалуясь на непогоду.
Гуляя по улицам города, ветер свирепо обрушивался на кровли домов, то там, то здесь громыхая оторванным тесом.
К утру стало стихать, а когда часы отбили последний ночной час, ветер почти угомонился.
Город только начинал просыпаться. Уличанские сторожа и огневщики, переругиваясь между собой, убрали ночные решетки. На судах зашевелились люди, задымились деревянные трубы поварен…
Но вот распахнулись тяжелые ворота Словенской башни. Из города к берегу Волхова двинулись извозчики и разный торговый люд.
На пристанях сразу сделалось шумно. Заглушая лошадиный топот и стук колес, бранились, отгоняя колымаги, лодейщики; торгуя снулой рыбой, у рыбацких карбасов шумели купцы; к купцам приставали носильщики; скрипели грузовые коромысла, поднимая тяжелые бочки.
Оживилась река. Две большие соймы, груженные красноватым камнем, едва видимые в утреннем тумане, медленно двигались по течению. Камень везли со старых плитоломищ Ильменя. Обгоняя соймы, легко бежали небольшие рыбачьи лодки.
— Э-гей! — закричали с лодок. — Э-гей, открывай, други!
Стражники, возившиеся у речной заставы, в ответ замахали руками; толстые бревна медленно раздвигались, открывая проход для судов.
