чтобы обставить гостиную полностью по ее вкусу, результат был бы именно таким. В камине горел огонь, разгонявший предрассветный холод, хотя наличие современной батарей парового отопления говорило о том, что камин выполняет главным образом роль украшения. Яркие отблески пламени и свет двух ламп не оставляли в комнате ни одного темного угла.
В отличие от красно-золотого великолепия салон-вагона и остального дома эта комната была отделана в глубоких синих и темно-серебристых тонах — очень приятных для глаз, по мнению Розы. Около огромного окна стояла кушетка, обитая бархатом цвета крыльев селезня, и два вольтеровских кресла. Между ними располагался столик, на котором горела лампа. Другая лампа стояла на письменном столе. На полу лежал мягкий турецкий ковер, а стены были оклеены голубыми обоями с тонкими серебряными полосками.
В конце комнаты виднелась открытая дверь. Ноги сами, как во сне, понесли Розу вперед. Заглянув в дверь, она лишь широко распахнула глаза: эта комната была таким же совершенством, как и гостиная.
В ней был не один, а целых три гардероба, все одинаковые; по бокам от них стояли два комода из темного клена с серебряными ручками. У стены, по обе стороны огромного зеркала, в котором Роза видела себя в полный рост, располагались два кресла, а еще одна батарея парового отопления обещала, что в этой спальне никогда не будет холодно. Ковер, обои и занавеси оказались такими же, как в гостиной. Однако главным предметом в комнате была кровать — необыкновенно огромная. Роза поразилась тому, что кровать именно такая, о какой она втайне мечтала, — в средневековом стиле, с пологом из синей парчи и таким же покрывалом, сейчас гостеприимно откинутым и демонстрирующим белоснежные простыни.
Однако это было еще не все. Свет, льющийся из третьей двери, заставил Розу двинуться дальше, и она оказалась в ванной, роскошь которой не уступала всему остальному.
Стены ванной были облицованы светло-серым, бледно-голубым и серебристым кафелем. Розу ожидала полная благоухающей лавандой воды ванна — огромная, квадратная, мраморная — в древнеримском стиле. В помещении были также две раковины, множество зеркал, кушетка, два кресла и туалетный столик с зеркалом в резной раме. На туалетном столике громоздились бутылочки и баночки из зеленого стекла с серебряными крышками, содержимое которых Розе немедленно захотелось испробовать. Белоснежные полотенца свисали с подогретых труб вешалки, а «удобство» обладало наисовременнейшим спуском. Ванная не уступала размером спальне Розы в родном доме; в ней даже был собственный небольшой гардероб, через открытую дверцу которого виднелся соблазнительный ряд ночных рубашек и пеньюаров.
Роза не стала колебаться. Она разделась с непостижимой для себя быстротой, сбросив все — юбку, блузку, чулки, рубашку, корсет, нижние юбки, панталоны, — и со вздохом наслаждения погрузилась в воду. Она терла и терла себя губкой, смывала мыло и снова намыливалась, пока кожа не покраснела. Потом она распустила волосы и вымыла и их тоже.
Впрочем, она не решилась надеть на себя что-либо из прелестных вещиц из гардероба. Роза была уверена, что они принадлежат кому-то другому и оставлены здесь случайно. Она заплела еще влажные волосы в косу, завернулась в полотенце и пошла искать свой саквояж.
Его в спальне не оказалось, но кто-то побывал в комнате, пока Роза принимала ванну, — полог постели был откинут, а на подушке лежала ночная рубашка.
Такое явное приглашение было слишком соблазнительным, чтобы Роза могла устоять, — тем более что от одного взгляда на постель она начала зевать.
Она взяла ночную рубашку и направилась в ванную, чтобы переодеться, — на случай, если неизвестный помощник вернется. Рубашка оказалась шелковой, и после грубого хлопка дорожной одежды прикосновение ее к коже было блаженством. Роза задула лампы в ванной, вернулась в спальню и обнаружила, что все лампы, кроме ночника у постели, уже погашены.
Девушка слишком устала, чтобы беспокоиться о том, что слуги в этом доме имеют привычку проскальзывать в комнаты незаметно. Она слишком устала, чтобы думать о чем-либо, кроме возможности отдохнуть на этой великолепной кровати… Роза осторожно положила очки на столик, задула ночник, задернула занавеси, чтобы дневной свет ее не потревожил, и провалилась в сон.
Глава 3
Роза проснулась в темноте, но на этот раз, оказавшись в непривычной обстановке, не испытала страха. Она точно знала, где находится; даже будь это не так, слабый аромат какого-то незнакомого цветка, исходящий от ее волос, напомнил бы ей о событиях прошлой ночи.
Она наконец добралась до цели — дома Ясона Камерона. Темно было потому, что она задернула тяжелый парчовый полог, так что даже самый настойчивый солнечный лучик не мог бы проникнуть к ней.
Роза с наслаждением потянулась в теплой постели, получая почти чувственное удовольствие от прикосновения к телу шелка. Следующей ночью, конечно, она снова будет спать в собственной грубой хлопчатобумажной рубашке, но сейчас можно притвориться, будто эта роскошь предназначена для нее.
Притвориться? Едва ли — ее комнаты так великолепны! Это она сама бедно одета, а все окружающее напоминает дворец.
«Интересно, сколько сейчас времени?»
Наверняка не очень поздно: от нее, конечно, ожидают, что она немедленно приступит к исполнению обязанностей, да и наниматель пожелает сначала с ней поговорить. Как ни хотелось Розе поваляться в этой изумительной постели с книгой, ее время больше ей не принадлежало. Неохотно подчиняясь чувству долга, она раздвинула полог и обнаружила, что керосиновые лампы в спальне снова горят — сквозь окна еле сочился серый дневной свет. Без очков Роза ничего больше разглядеть не могла.
Она потянулась за очками, и комната приобрела четкие очертания. Роза села на кровати и обнаружила, что на кресле для нее приготовлен халат — из такого же бледно-розового шелка, отделанного тонкими кружевами, как и ее ночная рубашка. Слуги явно снова позаботились о ней, хоть она и не слышала, чтобы кто-то входил в комнату. Слегка нахмурившись, Роза завернулась в халат и вышла в гостиную; ковер под босыми ногами напоминал густой мох. Почему она не слышала шагов горничной? Ведь обычно она спит очень чутко…
И к тому же эти невидимые слуги проникли в ее комнату, пока она накануне принимала ванну, — она и тогда ничего не слышала. Должно быть, они передвигаются сверхъестественно тихо.
Ее сундук и баул доставили, пока она спала, но, открыв их, Роза с ужасом обнаружила, что ее одежда исчезла. В панике она стала перебирать все — ни одной мелочи не пропало, за исключением одежды.
Роза заставила себя успокоиться и постараться найти разумное объяснение. В конце концов, в ее комнатах одежда была — Камерон явно не собирался держать ее в заточении, лишив возможности прикрыть наготу.
«Надо обдумать все не спеша. Я веду себя неразумно. Должно быть, одежду забрали, чтобы выстирать».
Конечно же! Совершенно очевидное объяснение! Розе приходилось слышать, что именно так обслуживают гостей в богатых домах. «Даже кого-то, кто немногим выше обычной служанки?» Роза отогнала беспокойную мысль и повернулась к стоящему у окна столику. Портьеры были раздвинуты, открывая вид на лужайку, обрамленную густыми деревьями. За деревьями, показалось Розе, шумел океан, хоть сам берег не был виден. Не стоит ли дом на прибрежных утесах?
На столике Розу снова ждал поднос под серебряной крышкой, но на этот раз он был почти такого же размера, как сам столик. Когда Роза подняла крышку, под ней оказался завтрак, горячий и свежий, как будто только что доставленный с кухни. От кофейника исходил божественный аромат свежего кофе; два яйца были сварены как раз в меру, золотистый тост сочился маслом, а ветчина была нежной и розовой. На другой тарелке лежал кусок яблочного пирога с корицей и мускатным орехом, а рядом стоял крошечный молочник со сливками. Все это было так непохоже на жалкую овсянку и черствый хлеб, которые подавали на завтрак в пансионе, что Роза чуть не расплакалась. К кофейной чашке был прислонен конверт — такой же, как тот, в котором было письмо Камерона профессору Каткарту.
Прежде чем приступить к великолепному завтраку, Роза вынула записку из конверта, хоть в животе у нее бурчало от голода. Почерк был тот же самый и чернила те же — странного серого оттенка.
«Дорогая мисс Хокинс, — прочла Роза. — Я взял на себя смелость распорядиться, чтобы слуги забрали вашу одежду и выстирали и выгладили ее».
Ну вот! Именно так, как она и думала!
«Надеюсь, вы воспользуетесь одеждой, которую я для вас заказал, и, если она вам понравится, будете
