приблизившись к полустанку; очевидно, путь впереди свободен и не нужно ждать, пока пройдут составы по расписанию. Весьма удачно. Стук колес на стыках изменил свой ритм: когда поезд выбрался на главную линию, скорость его увеличилась. Так они окажутся в Сан-Франциско еще до заката. Все служащие Камерона были отлично вышколены: Дюмона на станции будет ждать кеб, вознице которого уже заплачено и сообщено, куда доставить Дюмона. Эта нищая девчонка, Хокинс, случись ей совершить подобную поездку в город, лишилась бы от благоговения языка. Однако очень богатые люди живут именно так; они окружены внимательными помощниками, и им нет нужды что-то самим обдумывать или планировать.
Камерон не позволил окружающей роскоши сделать себя слабым — по крайней мере пока. Что ж, может быть, то, чего не удалось сделать преимуществам богатства, сделают боль и лекарства, которыми он пытается эту боль победить.
Остаток пути прошел без происшествий. Даже когда деревья за окном сменились скалами, за которыми открывался вид на океан, Дюмон не обратил на него внимания. Он слишком часто совершал такие поездки, чтобы любоваться окрестностями. Налив себе еще виски с содовой, он выбрал книгу из богатой библиотеки, занимавшей один конец вагона, и погрузился в чтение. Ядовитый сарказм Джонатана Свифта как раз соответствовал настроению Дюмона; он продолжал читать, пока маленький поезд не остановился у специальной частной платформы. Несколько минут спустя Поль уже сидел в экипаже, который вез его в апартаменты Камерона в одном из фешенебельных районов города у подножия Ноб-хилла, где селились самые богатые и влиятельные семьи.
Апартаменты Камерона, на взгляд Поля, следовало бы назвать иначе. Это был один из нескольких однотипных домов, принадлежавших или владельцам поместий & пригородах, которые не хотели строить большую резиденцию в городе, или богатым холостякам, принимающим у себя лишь немногих друзей и не желающим обременять себя заботами о доме. Здания стояли так тесно, что между ними не пробежала бы и кошка, и имели совершенно одинаковые фасады, отличавшиеся лишь цветом — кремовым, розовым или коричневым, с одинаковыми белыми наличниками и дверьми.
Поль вышел из кеба в западном конце квартала, на пересечении Пауэлл-стрит и Пайн-стрит. Дом Камерона был расположен очень удачно: заходящее солнце светило в его окна. Утром солнечный свет лился в окна с другой стороны — такое удобство разделял с ним только еще один угловой дом. С саквояжем в руке Поль поднялся на крыльцо; дверь перед ним распахнул один из двух лакеев Камерона. Кроме них, были еще горничная и повар. До чего же приятно, когда тебе прислуживают люди, а не невидимые волшебные слуги Камерона!
Лакей услужливо взял у него из рук саквояж, и Дюмон не спеша стал осматривать дом, зная, что увидит перемены в расположенных на первом этаже столовой, гостиной и бильярдной. Кабинет и курительная не претерпели никаких изменений: Камерон не допускал вмешательства в убранство этих комнат.
В гостиной появилось несколько новых украшений и китайский ковер, в столовой — новые стулья. Их давно пора было сменить: стулья выглядели старомодными, еще когда сам Камерон был подмастерьем, а сентиментальная привязанность к какой-то мебели казалась странной в Повелителе стихии. В бильярдной тоже проявилось восточное влияние: на столике стояли индийские шахматы из слоновой кости. Каждую фигурку украшал резной шарик; резьба была такой тонкой, что скорее походила на кружево. Шарики в зависимости от ранга фигуры содержали в себе различное число других резных шариков. Поль взял в руки короля — украшавший его шарик содержал в себе семь меньших. Он слышал о таких чудесах — фигурки вырезались из цельного куска слоновой кости, и искусные ремесленники ухитрялись при этом заставить шарики свободно вращаться внутри друг друга, — однако до сих пор никогда не видел. Поль с восхищением повертел фигурку в руках, потом поставил на место. Он не испытывал ненасытного стремления владеть подобными предметами; его привлекали развлечения, которые Камерон счел бы гораздо менее интеллектуальными.
Впрочем, лакей, должно быть, уже распаковал его саквояж и все приготовил в комнате для гостей — которая, сказать по правде, не уступала в роскоши спальне самого Камерона. Самое время отдохнуть и привести себя в порядок перед ужином. А после ужина Поль собирался поразвлечься так, как он давно уже обещал себе.
Он улыбнулся, представив себе, что подумала бы о его развлечениях девчонка Хокинс.
Дюмон не стал пересчитывать свой выигрыш — достаточно того, что он выиграл, а вызывать зависть в окружающих ни к чему: еще захотят поживиться за счет его удачи. Он даже почти не прибегал к магии, чтобы добиться нужного исхода петушиного боя, и это делало выигрыш особенно сладким. Поль просто позаботился о том, чтобы выбранный им боец впадал в страшную ярость от одного вида другого петуха: он, как берсерк, начинал кидаться на прутья клетки, не обращая внимания на возможность увечья. Боевой задор был так велик, что петух больше напоминал ястреба и явно не обращал внимания на боль. Полю только и нужно было, что довести петушиную ярость до точки кипения: едва птиц выпустили из клеток, как его фаворит хищно кинулся на соперника.
Что ж, теперь у него достаточно денег, чтобы развлекаться всю будущую неделю, ничего не снимая со счетов. Можно было, конечно, воспользоваться деньгами Камерона: тот щедро оплачивал развлечения своих служащих — однако такая возможность Поля не привлекала. Не исключено, что магия Камерона позволяет ему прослеживать счета, а Дюмону вовсе не хотелось, чтобы подобная информация попала в руки хозяина.
На того же петуха, что и Дюмон, ставили многие, поэтому его выигрыш не выглядел чем-то необычным, и у кассы никто не обратил на него внимания. Началась уже новая схватка, раздались крики, проклятия, радостные вопли. Поль помедлил, раздумывая, не стоит ли сделать еще одну ставку и удвоить выигрыш, но смесь запахов пота, немытых тел, прокисшего пива, дешевых сигар показалась ему невыносимой.
Он сунул деньги во внутренний карман и покинул петушиные бои, пока удача не изменила ему. По дороге он щедро поделился выигрышем с владельцем петуха, протянув ему десять долларов; в руках неуклюжего деревенщины бумажка исчезла так молниеносно, что Дюмон понял: прохвост — такой же деревенщина, как и он сам. Выйдя на улицу, Поль свернул в сторону и огляделся. Всюду виднелись ярко намалеванные вывески, по тротуару текла густая толпа.
Вопрос теперь заключался в одном: поразвлечься с девочкой сейчас или потом?
Сейчас, решил Поль, — пока ему везет.
Он сунул руки в карманы, сгорбился — это совершенно изменило его фигуру — и двинулся вдоль Пасифик-стрит в сторону доков, в район, известный как Пиратский берег. Здесь можно было найти все то, что презирали добропорядочные обитательницы роскошных резиденций Ноб-хилла, — петушиные бои, собачьи бега, игорные притоны, сотни кабаков и публичных домов. При всем при том это вовсе не были трущобы — многие из добродетельных дам упали бы в обморок, узнав, как часто их мужья и сыновья посещают здешние роскошные заведения. Там, куда шел Поль, таких уединенных особняков уже не было: эта часть района была бедной, и почти из всех окон выглядывали женщины, знаками приглашавшие к себе прохожих, что было бы совершенно невозможно в более приличных кварталах.
Эти переулки богатые люди не посещали; здесь было множество опиумных притонов, тесных, грязных каморок, где мужчины (а иногда и женщины) отдавали последние гроши за привилегию лечь на деревянные трехъярусные нары и курить трубку с наркотиком, пока не впадешь в беспамятство или не начнешь сотрясаться в приступе рвоты. Ядовитые испарения здесь были настолько густы, что человек, проходящий между рядами нар, имел все шансы сам оказаться жертвой наркотического опьянения.
С опиумными притонами соседствовали клетушки проституток — чуть больше шкафа размером, так что, кроме кровати и самой «девочки», в них ничего не помещалось. «Девочки» по большей части были немолоды и выглядели старше своего возраста из-за болезней, наркотиков, пьянства; часто эти почти утратившие человеческий облик существа отделяло от могилы не больше года. Очень многие из них были китаянками; обнаженные до пояса, они высовывались из окон и выкрикивали единственные английские слова, которые знали: «Один монета смотреть, две монета — трогать, три монета — трахать!» Единственными, кто пал еще ниже, были уличные проститутки, обслуживавшие клиентов в смрадных и темных закоулках, поскольку даже самая тесная клетушка была им не по карману.
Поль искал себе развлечение между этими крайностями — фешенебельными публичными домами и уличными проститутками — и точно знал, куда ему идти. Он имел дело с тремя торговцами живым товаром, хотя, учитывая пробудившийся у Камерона интерес ко всему восточному, избегал теперь Чайна-тауна; это оставляло выбор между Джорджо и Мексиканцем.
