Мы отнесли пострадавшего наверх и уложили в постель.
— Теперь ему можно дать бренди, — разрешил Майк. — А после этого еще и крепкого бульону. Он потерял много крови, и, насколько я вижу, не так молод, как выглядит на первый взгляд.
— Ему семьдесят лет, — ответил молодой человек.
Пока в кухне шла операция, юноша и девушка подкреплялись в зале, и как только они поели, сразу же со словами благодарности отправились спать. — Теперь, — сказал Майк. — Глянем-ка на вашу голову.
Молодой человек развязал старушечий узел на затылке, снял повязку, корчась от боли, и я вскрикнул от ужаса при виде того, как обвис огромный кусок кожи лба, прикрыв один его глаз.
— Это только кожа повреждена, — успокоил он, глядя на меня единственным глазом.
Майк спокойно начал вдевать нитку в иглу.
Я не мог вынести этого зрелища. Одна только мысль об игле, впивающейся в живое окровавленное мясо, вызвала у меня спазмы желудка. Я поспешно сунул бутылек с бренди Майка в руки гостя и устремился к двери, бормоча, что должен проверить, хорошо ли Энди устроил на ночь лошадей. Энди прекрасно справился со своим заданием, а я вернулся в дом через входную дверь, поднялся наверх, неумело расстелил постель в комнате для гостей и подложил поленьев в камин. Когда по моим расчетам операция подошла к концу, я вернулся в кухню.
— Череп, как у негра, вот что это за голова, — приговаривал Майк, умывая руки.
— И слава Богу. Стоило мне хоть на минуту потерять сознание, всем бы нам пришел конец.
Затем заметив мое появление, гость поставил на стол бренди и приподнялся, отвесив в мою сторону церемонный поклон.
— Сэр, я ваш должник. Кстати, я еще не представился. Джофри Монпелье к вашим услугам. Молодая парочка — это мои кузены, Эдвард и Зилла Камбоди. Раненый — не кто иной как сам Диксон.
Он произнес это имя с таким почтением, что я сразу получил ответ на вопрос, который мучил меня с того самого момента, как юноша упомянул название Диксонвиль.
— Сэр, — сказал я, тогда совершенно естественно и справедливо, что именно мне выпала честь оказать вам помощь. Мы друзья Натаниэля Горе.
— Надо же, тесен мир. А где сам мистер Горе?
— Он умер. В Форте Аутпосте, по дороге сюда. Он часто ссылался на Диксона и его планы поселений. Полагаю, что именно восхищение этими проектами и побудило мистера Горе основать подобное селение. Но я даже не знаю, где располагается это место, иначе обязательно навестил бы вас.
— Мы очень надеемся, — серьезно произнес мой собеседник, — что детище мистера Горе не постигнет столь же печальная участь. Они сожгли все дотла, и нам пришлось спасаться бегством.
— Расскажите все по порядку, — попросил я. — Не пойти ли нам поужинать, а там уже вы поведаете мне всю эту историю. Кстати, меня зовут Оленшоу, Филипп Оленшоу.
Мы прошли в зал, где я подложил дров в камин и зажег несколько свечей. В спешке и хлопотах я до сих пор так и не успел рассмотреть своего гостя, и был удивлен, обнаружив, что он гораздо моложе, чем я предполагал. Никогда не доводилось мне видеть такого плоского лица, без единой округлости. Все было заострено, угловато и как бы вырезано из какого-то жесткого и прочного материала. Даже кончик слегка опущенного носа, даже глазницы были квадратными, и черные ровные волосы росли от прямой линии лба. Глаза его, в тот момент ввалившиеся и блестящие от возбуждения, были ярко-голубые, губы — большие и тонкие, а маленькие уши топорщились на узком черепе.
— У вас здесь очень милый дом, мистер Оленшоу, — сказал гость, оглядывая комнату.
Мне было приятно слышать его похвалу, поскольку я вложил в свой дом много труда, и отделка его, к тому времени, была завершена. Гостиная, простая и не изобилующая мебелью, выглядела солидно и радовала глаз, по крайней мере, мой собственный.
Так мы болтали о доме, столярных работах, кладке, пока он не закончил ужин. Затем, предложив ему трубку и место у камина, я попросил:
— Расскажите об индейцах.
— Не хочу пугать вас, — начал мой собеседник с неожиданной улыбкой, от которой все плоскости его лица сместились, создавая причудливую игру света и тени. — Но думаю, вам лучше быть готовым к их визиту. У нас не было никаких неприятностей до прошлого лета. Я полагаю, вы знаете о войне короля Филиппа. Она как раз заканчивалась, когда я высадился на этот берег, и на всем пути в Диксонвиль только и слышал одну и ту же песню, что опасность миновала, что с индейцами покончено, их вырезали, уничтожили. Наверняка, вам говорили то же самое?
Я кивнул.
— …У нас жили одна-две индейские семьи, время от времени они выполняли кое-какие работы, мы их также использовали в качестве проводников, когда шли на охоту. Они подчинялись какому-то мелкому вождю по имени Биллико. Он приходил к нам пару раз, вел себя очень дружелюбно, и у нас не было с ними никаких хлопот. Но как-то в конце лета у нас начались пропажи. Сначала исчезали лошади, затем ружья, или же кто-то вдруг недосчитывался пороха или запалов. Диксон собрал индейцев и пригрозил, что выгонит их всех, если так будет продолжаться. Он был добр к ним, и думаю, что именно поэтому вскоре нас посетил Биллико и захотел поговорить с Диксоном. Он рассказал ему, что готовится большая война с племенем индейцев, которые раздобыли оружие у французов возле Озер. И что — ну это просто легенда — несколько лет назад в лунное затмение родился вождь, которому колдунья предсказала съесть два блюда — одно из красного, другое из белого мяса, и тогда он будет править всей этой землей от Озер до самого побережья. Его назвали Беспокойная Луна, и он стал отважным и умелым воином.
— Ну вот, Диксон все это выслушал и, подумав, что разгадал хитрость Биллико, сказал, что история очень интересная, но все же он предпочел бы получить назад своих лошадей. В результате Биллико пообещал возвратить все украденное, и уехал. На следующий день в Диксонвиле не осталось ни одного индейца. У меня стоял воз голландских саженцев, которые прибыли из Салема, я ожидал индейца, который помогал мне в саду и в этот день должен был сажать деревья. Но он так и не явился, и я, устав ждать, справился с работой сам. Я любил свой сад и мечтал, что в этом году в нем будет много нарциссов и тюльпанов. Затем двое наших парней отправились на рыбалку, и пройдя мимо деревни Биллико увидели, что она сожжена. И эти дурни пошли себе дальше, вместо того, чтобы вернуться и сразу же предупредить нас. Через несколько дней они пришли, но вслед за ними появился и Беспокойная Луна со своими воинами. Конечно же, мы оказались практически беззащитными. Почти все они были вооружены, многие верхом.
Вот в меня, например, угодил томагавк. — И он показал на свою рану. — Видите ли, мы не были готовы к набегу. Наши дома разбросаны по всей округе. Мы собрались все вместе и попытались как-то укрепить дом Диксона, который был самым большим в селении, и куда естественно начали стекаться люди. — Он сделал паузу и содрогнулся, произнося следующие слова: — Это все было настолько ужасно, мистер Оленшоу. Они прикрепляют факелы к стрелам и запускают их в строения, которые сразу же вспыхивают, как спичка. Было много убитых и раненых, поселок горел, и я подхватил Диксона, детей Камбоди и бросился к лошадям, стоявшим во дворе. Сам не знаю, каким чудом нам удалось спастись, но мы прорвались, и за это спасибо. Сколько у вас мужчин?
— Девятнадцать. Один из них совершенно недееспособен, двое уже в возрасте.
При этом мой гость вскинул руки в знак бессилия.
— Это страшно. Просто самоубийство. О чем только думал мистер Горе? В Диксонвиле, даже после того, как сгорели первые дома, оставалось сорок боеспособных мужчин. Но мы оказались на открытой местности. Ну, если они заявятся сюда, попытаюсь сразиться еще раз. — И он вытряхнул свою трубку с видом глубокой обреченности. — Если вы не против, я отправлюсь на покой. Кажется, целую вечность не снимал с себя этих одеяний. Завтра нам предстоит много дел.
Я отвел его в комнату, где уже глубоким от изнеможения сном спал Эдвард Камбоди.
— У них кто-то погиб? — спросил я.
— К счастью, нет. Они сироты. У них нет ни одной родственной души, кроме меня.
Пожелав ему спокойной ночи и стараясь как можно меньше шуметь, я отправился в комнату, которую Майк и Энди разделили с Диксоном.
Я поднял повыше подсвечник и посмотрел на старика, который, казалось, мирно спал.
— Заснул наконец, — прошептал Майк, — но пока он тут бодрствовал, такого понарассказывал — кошмар просто. Остается только надеяться, что это наполовину бред.
