— Нет, мы нигде не остановимся и ничего не купим, — отрезала Николь. — Надеюсь, я знаю достаточно, чтобы опасаться итальянцев, дары приносящих.
Пол опешил, а потом не на шутку рассердился.
— Ты оскорбляешь меня.
— Не странно ли, каким чувствительным ты становишься, когда дело касается тебя, и остаешься бесчувственным по отношению ко мне? — проговорила Николь сквозь яростно сжатые губы.
Она прошла вниз с высоко поднятой головой и забралась в лимузин. Там она посадила Джима в специально оборудованное сиденье для ребенка, располагающееся против нее. Вероятно, сиденье было сделано специально для ее сына.
Отметив это, Николь удивилась. Новая одежда для нее — это одно, а удобство и безопасность ребенка — совсем другое.
Пол уселся рядом с ней, и машина тронулась. Она повернула голову и уставилась на мелькавшие за окном дома, деревья, окрестности, сама не заметив, как уснула.
Через какое-то время Николь проснулась. Ее щека покоилась на жестком мужском бедре, пальцы расслабленно лежали на другом. Отметив, что спала буквально на коленях Пола, а теплая давящая на плечи тяжесть — его рука, она поспешила отодвинуться.
Николь убрала со лба растрепавшиеся волосы и откинулась на спинку в противоположном конце сиденья, пристегивая ремень, который отстегнул, очевидно, Пол. Джим спал по-детски, с придыханием, слегка похрапывая.
— Он составил мне замечательную компанию, — заметил Пол не без улыбки, наблюдая ее смущение. — Ты не можешь поверить, сколько коров, овец и лошадей потребовалось, чтобы объяснить расстояние в сто пятьдесят миль.
— Ради Бога, который час? — Николь взглянула на руку, в смятении заметив, что проспала более двух часов.
— Мы даже видели поезд, это было самое интересное в нашем путешествии, — продолжал Пол с улыбкой. — Но то, что у меня останется в памяти, — это просьба Джима остановиться, когда мы проезжали мимо автозаправки.
— Тебе пришлось сводить его в туалет? Почему же ты не разбудил меня? — в замешательстве воскликнула Николь.
— Ты спала как убитая, и я решил быть великодушным.
В носу Николь невыносимо зачесалось, и она расчихалась, засуетилась в поисках одноразовых салфеток, хотя знала, что их у нее не было. Старательно сложенный льняной платок был тут же положен в ее ладонь.
— Спасибо, — пробормотала она, чихая уже, кажется, в пятый раз, и попыталась задержать дыхание, надеясь, что это поможет, как при икоте. Не помогло. Она начала кашлять. — Извини, я, кажется, простудилась.
— Как только мы приедем, сразу ляжешь в постель.
— Неужели ты думаешь, что я смогу там задержаться до Нового года? — сказала Николь упавшим голосом, потому что с каждой милей, которая приближала их к «Старому озеру», она становилась все напряженнее.
Теперь, когда дорога стала такой знакомой, сердце ее бешено заметалось. Мгновение спустя лимузин въехал в украшенные башенками ворота имения и стал подниматься вверх по мощенному толстыми бревнами проезду. Николь подалась вперед, напряженная как туго натянутая и готовая разорваться струна.
— Расслабься, Ники, — участливо посоветовал Пол. — Ты приехала домой.
Лимузин миновал усыпанный гравием двор и остановился перед фасадом здания. Взгляд Николь теперь бы прикован к внушительному главному входу в замок.
Сонно потягиваясь, Джим проснулся и довольно что-то промурлыкал, когда Пол отстегнул ремень и взял его на руки. Николь даже не заметила этого. Она забыла о ребенке, когда выходила из машины, и медленно пошла в сторону двери. На пороге стоял отец, застывший в ожидании, — маленький, тщедушный человечек, облаченный в старомодный темный костюм.
— Папа, — начала она дрогнувшим голосом…
— Добрый день, мадам… сэр, — говорил Николас Бартон без всякого выражения, чуть наклонив голову. Он всегда так делал, когда встречал хозяина и гостей дома. — Я надеюсь, у вас была приятная поездка сюда из города. Прекрасный, свежий день, не так ли?
От этого приветствия даже Пол застыл. Затем он оторвал одну руку от прильнувшего к его плечу ребенка и положил ее на негнущуюся спину Николь, которая промерзла до основания.
— Бартон?
— Мистер Уэббер ожидает вашего появления, сэр, — продолжал ее отец с деревянной четкостью. — Вы хотите, чтобы я вначале проводил ваших гостей наверх?
— Когда придет время, я сам провожу гостей наверх, Бартон, — сказал Пол, длинные тонкие пальцы которого лежали на дрожащей спине Николь. — Мы увидимся с моим дедом немедленно, но тебе нет надобности докладывать о нас.
— Как вам будет угодно, сэр, — педантично сказал дворецкий и отступил, пропуская их в дверь.
5
Пол опустил Джима на пол.
— Мартин должен быть в гостиной.
— Не смей притворяться, будто не заметил того, что сейчас произошло! — Слезы страдания наполнили глаза Николь. — Могли вы с Мартином хоть на минуту задуматься о том, как отец прореагирует на мое появление здесь?!
— Я сочувствую человеку, который считает, что нужно избрать такой странный способ, чтобы продемонстрировать свое осуждение, — проговорил Пол с ухмылкой. — Но эта маленькая сцена была возмутительным фарсом.
— Папа не считает, что я принадлежу к этой части дома. Честно говоря, он, очевидно, не хотел бы видеть меня где бы то ни было под этой крышей. Так чья же это вина?
— Эндрю, — мрачно ответил Пол. — И в большей степени твоя собственная. Твои отношения с отцом были натянутыми даже до того, как ты ушла.
— Они всегда были такими, — проговорила Николь с полной откровенностью. — Если бы ты узнал отца только в тринадцать лет, посмотрела бы я, как бы ты повел себя. Он всегда был мне совершенно чужим.
— Бартон обломается… у него нет выбора, — заключил Пол с непоколебимой уверенностью. Он был поражен поведением слуги.
— Не смей ему ничего говорить. Не смей его унижать! — предупредила Николь с яростью, в которой сквозило беспокойство за отца. — Меня не волнует, что он относится ко мне как к невидимке. Я перенесу это. Но ты, Пол, не смей вмешиваться!
Пораженный, Пол рассматривал ее лицо, выражающее страстную готовность защитить отца.
— Господи! Ты так глубоко привязана к отцу!
Устав дергать Пола за брюки, чтобы привлечь внимание, путающийся у них под ногами забытый малыш широко простер вперед руки почти в театральном жесте и пролепетал:
— На лучки, Пол.
Очнувшись от своих мыслей, Николь посмотрела на ребенка, не веря тому, что слышит.
— Хочу на лучки, — уже не так жалобно сказал Джимми, подходя бочком к коленям Пола и просяще глядя на него. — Хочу поносить. Николь потянула сына к себе, но он отчаянно стал сопротивляться.
— Хочу Пола, — настойчиво сказал он, поражая мать столь явно выраженным предпочтением.
— Он просто не привык к мужчинам, — торопливо сказала она. — Джордж Кларк редко бывал дома, чтобы замечать даже собственных детей, не говоря уже о еще одном лишнем. Извини.
— Почему ты должна извиняться? Мы с Джимом познакомились, пока ты спала.
— Я как раз не хотела, чтобы он беспокоил тебя, — пробормотала Николь.
— Я люблю детей, хотя и не имею чести быть ответственным за твоего ребенка. Но, уверен, мы с ним
