— Его превосходительство сейчас немного не в себе, — успокаивал ее Ретиф. — Думаю, что когда все кончится и он сможет беспрепятственно вернуться в Сектор, то пожалеет о решениях, принятых им в эти минуты.
— Да, но ведь это не поможет господину Маньяну!
— Я думаю, что меры должны быть приняты незамедлительно, чтобы перед ним блеснул хоть краешек надежды. К сему сообщаю, что имею по крайней мере два выхода отсюда в город.
— Но вы же под арестом! Разве это не значит, что вы не можете покидать Замка?
— Не совсем так, как ни странно. В случае чего мой неласковый охранник просто-напросто снимет с себя всякую ответственность за меня.
— То есть вы хотите сказать, что полковник только и ждет, чтобы вы ушли?
— Во всяком случае он к этому готов.
— Но вы же рискуете жизнью по выходе из Замка! Послушайте, что творится за нашими воротами!
— Я предпочту воспользоваться тем выходом, который избавил бы меня от встречи с моими поклонниками, желающими получить автограф.
— Господин Ретиф, берегите себя, — прошептала мисс Брасвел. Она быстро приблизилась к нему и, поцеловав его в щеку, тут же убежала из зала.
Пятью минутами позже Ретиф, завернутый в темный широкий плащ, открыл потайную дверь за кухонным лифтом и спустился в катакомбы.
6
Улица Дакойт казалась вымершей. Гул толпы, собравшейся перед воротами Замка, доносился сюда еле-еле. Двери лавок закрыты, окна затемнены жалюзи. Валявшиеся повсюду обломки кирпича, осколки стекол, два-три переломанных пополам копья свидетельствовали о том, что буря народных волнений коснулась и этого уголка города. Только конфетные обертки и обрывки старых газет, носимые ветерком по тротуарам, придавали хоть какой-то живой оттенок мрачной улице. На дальнем ее конце одиноко горел уличный фонарь, вокруг которого роились мошки.
Ретиф скорым шагом шел по высокому узкому тротуару. Через несколько минут после того, как он вступил на эту улицу, он подошел к искомой грубой массивной двери. Над ней качалась обшарпанная деревянная вывеска, украшенная намазанными когда-то охрой, а теперь уже полустершимися фигурками лумбаганцев. Сквозь потрескавшееся стекло окна, что было справа от двери, пробивался желтоватый свет.
Ретиф укрылся в тени раскидистого дерева, росшего неподалеку. Он вздрогнул, когда порыв ветра обрушил ему на голову целый дождь из сухих листьев и веточек. Вдруг что-то заставило его обернуться: на него испуганно и пристально смотрело маленькое существо — глаза, руки да ноги,
— на голове которого уютно примостилась совсем крохотная птичка.
Пока Ретиф разглядывал глазастого уродца, к тому подкатилось нечто, удивительно напоминающее увеличенное в несколько раз ухо…
— Вам, ребята, недурно было бы соединиться, а потом подыскать приличный нос для полной картины, — обратился Ретиф к неподвижным и настороженным глазу с руками и ногами и уху. — Уж поверьте мне: вы будете смотреться гораздо лучше, чем вот так, по отдельности.
Глаз не дослушал совета и бросился удирать вдоль по улице. Ухо тоже недолго ждало, — Ретиф успел только засечь взглядом молниеносную тень, с непостижимой скоростью скользнувшую вверх по стволу дерева. Листва чуть качнулась, и снова наступила тишина.
Вскоре Ретиф услышал звук приближающихся к двери шагов со стороны маленького заросшего зеленью переулка. Он поудобнее передвинул на ремне кобуру с револьвером и, укрывшись за могучим стволом, принялся ждать.
Не прошло и минуты, как в поле его зрения показалась фигура завернутого в глухой плащ лумбаганца пяти футов роста.
— Инарп, — тихо позвал Ретиф. — Эй, Инарп, дружище.
Тот, застигнутый врасплох, коротко вскрикнул и отпрыгнул в сторону.
— Не приближайся ко мне, кто бы ты ни был! — взвизгнул Инарп, делая мелкие шажки к дереву, за которым прятался Ретиф, и стараясь взглядом всех своих четырех блестевших глаз проникнуть за плотную завесу ветвей и листвы. Наконец он увидел землянина.
— Уж не тот ли это парень, которому я сегодня сделал немалое одолжение?
— заговорил лумбаганец. — Хотя вы, чужеземцы, все на одно лицо для меня.
— А вот я утром хорошо запомнил ваше лицо, но сдается мне, у вас было четыре глаза и ярко-красная расцветка кожи?
— Это верно. Я несколько изменился за день. Готовился приятно провести вечер, поэтому и пришлось раскошелиться, чтобы выглядеть прилично. Не знал, что волнения начнутся именно сегодня… Но что ты делаешь в такое время здесь, вдали от своих друзей и охранников вашего посольства? Ты разве не слышал, что кричит толпа там, у вашего Замка? Она кричит не что иное как: «Бей землян!»
— Такое впечатление, что чем дальше продвигаются мирные переговоры и усилия наших дипломатов в этом, тем ярче обнаруживается народное неудовольствие. Что вы об этом скажете?
— Нам есть что сказать. Но сейчас еще не время об этом перед вами распространяться.
— Кому это «нам»?
— Ну, что же, я скажу, секрета в этом нет… Я являюсь членом подпольной организации, которая носит имя — Группа Перераспределения. Но для чего ты стараешься вытянуть из меня это? Я всего лишь среднестатистический обыватель, стремящийся не отставать от общего потока и…
— Не рассказывайте мне басен, Инарп. Вы пытались обмануть нас утром, но с того времени обстановка сильно изменилась. Они взяли Маньяна.
— А, это тот неприятный и трусоватый хитрюга? Ваш начальник?
— Постарайтесь держать такие комментарии при себе. Я просто говорю, что вы можете неплохо подзаработать, а в ваших определениях я не нуждаюсь. Я нуждаюсь только в том, чтобы вы сказали мне: кто и для чего вас сегодня нанимал?
— О, звучит серьезно. Полагаю, что ты действительно собрался проявить щедрость? Ну, для начала давай-ка зайдем в тенек. Клянусь, в эту самую минуту недобрый глаз наблюдает за нами.
— За вами, Инарп.
— Пойдем, — сказал тот, пропуская мимо ушей реплику Ретифа. — А в «Почках и наковальне» сегодня будет пусто — все бродят сейчас с копьями и вилами у стен вашего Замка. Так что укромный уголок мы сыскать сумеем.
Они миновали несколько наглухо запертых мрачного вида лавчонок и остановились перед красочно расписанной массивной дверью. Им открыл лумбаганец ростом по пояс Ретифу — у него начисто отсутствовали торс и грудная клетка. Он смерил Инарпа и его спутника пристальным взглядом снизу вверх.
— Бога ради, Фудсот, впусти нас скорее! Пока еще не видно поблизости Городской Стражи! — проговорил Инарп, понизив голос. — У этого землянина дипломатическая неприкосновенность, но эти шакалы могут привязаться ко мне, а мне слишком дорого достался сегодня на базаре четвертый глаз, чтоб я мог позволить себе потерять его в драке с ними.
Хозяин харчевни отступил назад, что-то нечленораздельное бормоча, и его гости прошли в длинную залу с низкими потолками, пропитанную запахами жаркого и кислого вина. Хозяин закрыл за ними дверь на замок и указал им на покосившийся трехногий столик в дальнем конце зала.
— Слишком открыто, — заявил Инарп. — Как насчет той задней комнатушки?
— Это обойдется вам на пять монет дороже.
— На пять? Грабеж!
— Если бы я грабил, то запросил бы еще не так! Плати, а нет — так убирайся отсюда вместе со своим двуглазым приятелем. Мне наплевать, где вы будете сегодня проводить вечер: у меня — за кружкой крепкого вина или вон там, под фонарем в луже.
— Ладно, ладно, согласны. Но учти, Группа Перераспределения доберется когда-нибудь и до тебя, прислужник режима!
С этими словами Инарп извлек из своего плаща причудливой раскраски кошелек и протянул хозяину
