вооружение и тактику с цветистой формой и помпой, что так нравилось бедуинам. Арабский легион стал единственной первоклассной военной силой в арабском мире и вызвал еще большую зависть к Абдалле.
Трансиордания, позже ставшая Королевством Иордания, продолжала чахнуть как за-бытая Богом, заброшенная страна с менее чем полумиллионным вялым и безропотным на-селением. Это была страна ничего: ни культурных условий, ни литературы, ни универси-тетов, ни приемлемого здравоохранения.
Абдалла оказался столь же терпеливым, сколь и амбициозным. Отдав Легион в рас-поряжение англичан во второй мировой войне, он был единственным арабским лидером, связавшим себя с Союзниками, и использовал их победу как трамплин для осуществления своих заветных желаний.
Вы спросите Ишмаеля, чего же желал Абдалла? Не больше и не меньше, чем желал его отец и его брат Фейсал: быть правителем Великой арабской нации, включающей Си-рию, Ирак, Ливан, Палестину и Саудовскую Аравию. Как видите, его мечты не были ни мелкими, ни очень уж тайными.
Мой отец, хаджи Ибрагим, не умея сдерживать свой язык, частенько называл Абдал-лу своим злейшим врагом. Абдалла открыто болтал о том, что нет ни Иордании, ни Пале-стины, а есть только Великая Сирия, возглавить которую предназначено Хашимитам.
И хотя Лига арабских стран, наш совет наций, кипела от наглости маленького царь-ка, сидящего в своей смехотворной столице Аммане, она не могла пойти против него, по-тому что он был хорошо спрятан под юбкой британского льва.
Абдаллу все ненавидели. Египтяне, считавшие себя сердцем и элитой арабского ми-ра. Саудовцы, которых бросало в дрожь при мысли о его мести за изгнание Хашимитов из Аравии. Сирийцы, которым Абдалла предназначил отдать ему свою страну. Муфтий, счи-тавший Палестину своей вотчиной. И все они замышляли устранить его.
Из войны с евреями один Абдалла вышел с победой, территорией и флагом, разве-вающимся над Восточным Иерусалимом и Наскальным Куполом.
Больше того, с побегом палестинцев он получил население, вдвое большее, чем в его собственном королевстве - полмиллиона палестинцев Западного Берега и еще полмил-лиона тех, кто перешел через реку в Трансиорданию.
В большинстве своем это были неграмотные и нищие крестьяне. Было, однако, и много тысяч образованных палестинцев, цвет нации. Они должны были дать отсталой стране быстрое вливание образования, торговли, финансов, которое раскрыло бы перед ней современный мир.
Чтобы не упустить благоприятный случай, Абдалла дал беженцам гражданство и свободу передвижения. Для того, чтобы узаконить ползучую аннексию им Западного Бе-рега, многие представители палестинской верхушки были назначены на высокие посты в иорданском правительстве. Он использовал тонкий шпон конституционного правления, включив в свой парламент половину палестинцев. Это был обман, так как король оставил за собой право назначать и удалять любого, налагать вето на любой закон и распускать парламент по своей прихоти.
Лига арабских стран - формально ассоциация всех арабских стран - не признала по-пытки аннексии и поклялась никогда не признавать ее. Абдалла оказался в изоляции в мо-ре враждебных соседей.
Иерусалимский муфтий, давний враг Абдаллы, бежал в Газу, где попытался проти-востоять притязаниям короля. Но дни славы муфтия кончились.
Стало известно, что во время второй мировой войны, будучи нацистским агентом, муфтий посетил Польшу, чтобы осмотреть лагери уничтожения. Полагая, что завоевание Палестины немцами неизбежно, он представил Гитлеру план устройства газовых камер в долине Дотан к северу от Наблуса. Там он уничтожал бы евреев из всех стран, покорен-ных немцами на Ближнем Востоке.
Один Египет признал претензии муфтия на Палестину, но его поддержка была сла-бой и неискренней. На самом деле он пережил свою ценность для арабов. Хаджи Амину аль-Хуссейни предстояло закончить свою жизнь почтенной персоной в разных арабских местах, но политическая его звезда догорела до конца.
В мощной оппозиции аннексиям Абдаллы было много и самих палестинцев. Король был поражен, узнав, что вся Палестина вовсе не собирается под хашимитским флагом. Но у него была не слишком тонкая кожа. Он постарался подкрепить свою претензию на За-падный Берег, не восстанавливая против себя важных лиц оппозиции. В то же время он удостоверился, что беженцы не организуют встречного движения.
Агенты и сторонники Абдаллы проникали в города и лагери беженцев Западного Берега, принуждая, подкупая, обещая политические взятки всем, кто присоединится к не-му.
На иорданской стороне лагери беженцев, разбросанные вокруг Аммана, быстро по-пали под его контроль. Оппозицию он удалил из этих лагерей нешумными убийствами и тюремными заключениями.
Чтобы укрепить свои позиции, он затеял бесчисленные совещания и встречи на За-падном Береге. Наконец он почувствовал себя достаточно сильным, чтобы объединить Иорданию с Западным Берегом и потребовал большого съезда в Аммане, необъявленной целью которого было предложить ему корону Великой Палестины - первый крупный шаг к Великой Сирии.
Отец тщательно следил за этими ухищрениями. Сохраняя сдержанность, он прини-мал участие в больших и маленьких встречах. Он постоянно поддерживал связь с профес-сором доктором Нури Мудгилем. Когда был созван большой Съезд в Аммане, он знал, что ему надо принять участие, и решил держаться своей линии, даже если бы это было чрева-то для него тюрьмой или смертью.
Глава седьмая
Начало 1950 года.
Римляне называли его Филадельфией. Амман, столица библейских аммонитов, - это то место, где царь Давид послал своего полководца Урию на верную смерть в бою, чтобы завладеть его женой, прекрасной Вирсавией. Подобно древнему Содому, Амман имел славу бессовестного гедонизма и зла, что навлекло на него гнев пророков Амоса и Иере-мии. Их предсказания о разрушении Аммана исполнились лишь отчасти. Амман не был разрушен. Он просто никогда ничем не был. Он все еще лежит там, раскинутый на во-шедших в поговорку семи холмах, - забытая станция на Царской дороге, торговом пути между Красным морем и Дамаском. Так он и оставался, изнывая от солнца, две тысячи лет, почти не подозревая о существовании окружающего мира.
И вот явился Абдалла со своими амбициями и с англичанами, объединяющими бедуи-нов в Арабский легион. Амман поднял свою обдуваемую ветром, засыпанную пылью голову и из столицы ничего стал новым центром арабских интриг.
Вы не можете представить, как я был взволнован и горд, когда отец сказал, что я бу-ду сопровождать его в Амман на Великий съезд демократического единства! Арабский мир, кажется, метался от одного съезда к другому, но я еще не был ни на одном, тем более демократическом.
Несколько недель Акбат-Джабар и еще четыре лагеря были охвачены пламенем об-суждений и споров. Иорданские агенты завалили нас литературой и агитацией. Нужно было больше тысячи делегатов - половина с Западного Берега и половина от палестинцев, ныне живущих в Иордании.
Если бы посчитать, то оказалось бы, что 50 процентов съезда Абдалла посадил в тюрьмы еще до того, как начал подбирать делегатов от Западного Берега. Многочислен-ные палестинцы, живущие в Аммане, и те, что обитали в пятидесяти лагерях вверх по ре-ке, были у Абдаллы в кармане, и никто не сомневался, как они будут голосовать.
Каждый день объявляли новых делегатов из числа мэров, мухтаров, шейхов, духо-венства и известных палестинцев Западного Берега. Эти тоже в подавляющем большинст-ве были людьми Абдаллы. Допускалась и оппозиция, но только тщательно просеянная, малочисленная, контролируемая; она нужна была, чтобы 'доказать' миру, что съезд будет насквозь демократическим.
Хаджи Ибрагим был в числе оппозиции, выставленный вместе с группой делегатов от Акбат-Джабара и других лагерей вокруг Иерихона. Хотя на этих территориях жило больше пятидесяти тысяч человек, от них
