И вдруг где-то там внизу, в песке, чьи-то руки стали ласкать мои ноги.
Проснулся я от собственного крика. Голова раскалывалась, но это был конец моей одиссеи, бесконечному странствию по сотне снов и кошмаров на дне пропасти.
Впрочем, некоторые из моих самых страшных кошмаров были приятнее того, что я нашел при возвращении в реальный мир.
Я лежал на спине, а по голове словно топтался слон. Все кости ломило, как будто по каждой из них трамвай проехался. Одни места онемели, другие – зудели, а третьи словно кто-то резал ножом.
Надо мной сновало бесчисленное множество мух и других перепончатокрылых. Одни садились на меня, другим было за радость лишь покружиться.
Неожиданно в поле моего зрения попал гриф-стервятник, и я вздрогнул.
По обе стороны круто убегали ввысь отвесные стены пропасти.
Серое небо над пропастью сулило скорый рассвет – или ночь.
Подо мной лежал Мат.
Тяжелое пробуждение
Мат напоминал комковатый теплый студень.
Впрочем, грех жаловаться. Если бы не он, в такое же дерьмо, вероятно, превратился бы и я.
И все одно он был отвратителен.
Подумать только, я проспал двое суток, а то и больше, на голом разлагающемся трупе.
Слава Богу, хоть на мне была кой-какая одежонка. По крайней мере, шорты. Похоже, в том месте, где я прижался к нему спиной, мы срослись. Кожа там зу-• дела со страшной силой. И еще мне казалось, что там кто-то извивается и ползает: по всей видимости, какие-то мерзкие твари попали в качестве начинки в наш бутерброд.
Но будет об этом.
О запахе и говорить не приходится.
В тот миг, когда до меня дошло, где я и что подо мной, я с диким воплем скатился с него.
Когда мы с ним расклеивались, звук был потрясающий. Представьте: вы роняете на кафельный кухонный пол огромную пышущую жаром пиццу, а потом часа через два пытаетесь ее отодрать.
Так вот, получите примерно такой же звук.
Но и это еще не все. Скатываясь с Мата, я прихватил с собой какую-то его частицу. Вернее, не одну: на спину налипли огромные куски мерзкой слизи.
Когда я начал отползать в сторону, меня стошнило. Затем пополз дальше. Удивительно, что я вообще мог двигаться. На фоне общего разбитого состояния я чувствовал себя так, словно пытался добраться до центра колеса смеха. Но я упорно продолжал ползти. Мне хотелось, чтобы между нами было много-много миль.
Но через десять шагов я, вероятно, рухнул.
Так и лежал: без сна, постанывая от мучительной боли.
Когда я в следующий раз поднял голову, было темно. Я сел, прислонившись к какому-то выпуклому камню.
Прямо над головой висела полная луна. Ее бледный свет вычерчивал отвесные стены расселины, освещая большую часть дна. В том числе и Мата.
Моего безмолвного напарника.
Он казался мне тогда почти что старым приятелем.
Давно потерянным дружком, с которым я однажды неплохо провел время, но который за последнее время очень сильно изменился к худшему – особенно по части личной гигиены.
У меня не было ни малейшего понятия, кто бы это мог быть.
Но, поглядывая на его залитый лунным светом труп, я поймал себя на мысли, что мое воображение превратило его в старого старателя. Он стал Уолтером Хьюстоном, а я – Богартом. Нам крупно не повезло – и ему сильнее, чем мне.
– Похоже, не видать нам кроличьей фермы, как своих ушей, Ленни, – посетовал я.
Не из того фильма. И совсем другие герои. Но именно это я и сказал.
– Все мы когда-нибудь превратимся в дерьмо, – вновь обратился я к нему.
Мне захотелось подползти и посмотреть ему в лицо. Как знать, возможно, я узнаю его. А, может, это Кит?
Что если Уэзли и Тельма эксгумировали Кита и приволокли сюда его тело, чтобы ввести нас в заблуждение... Нет.
Мат был слишком велик для Кита. Но и на Эндрю он не был похож. Опять не тот размер. К тому же тело пришлось бы вылавливать с морского дна.
Так кто же он тогда, черт побери? Или она? Мат мог быть и женщиной. В конце концов я ведь никогда не видел тело спереди. Но она не могла быть женщиной из нашей группы – все наши были наверху, когда тело уже лежало здесь.
Но, собственно говоря, и Тельму я там не видел. Это всего лишь мои предположения, что именно она напала на меня сзади.
Впрочем, Мат был слишком крупным для Тельмы, да и формы у него были иные.
В сущности, его фигура вовсе не походила на женскую.
Но это еще не означало, что он не мог быть женщиной. Хотя и Кимберли, и Билли видели его, и обе приняли его за мужчину: а именно за Уэзли. Несмотря на все сомнения насчет его личности, никто из нас ни на секунду не усомнился в принадлежности тела особе мужского пола.
Но чем черт не шутит.
Вряд ли, конечно, Мат превратится в Матильду, но мне стало любопытно.
Узнаю ли я его – или ее?
Но это можно было выяснить лишь единственным путем.
А двигаться мне было в ломоту.
При этом были еще и другие причины, по которым мне не хотелось приглядываться к этому жмурику.
а) От него воняло.
б) Его или ее лицо наверняка было изувечено до неузнаваемости.
в) Он или она притянул или притянула к себе всю крылатую и ползучую мерзость в округе.
г) Если попытаюсь приблизиться, могу описаться от страха.
д) Или снова вырвет.
е) Все перечисленное выше.
Так что я не двигался с места.
Затем прищурился и посмотрел вверх, размышляя о том, что же все-таки случилось.
Очевидно, меня оглушили и сбросили в пропасть. Но что произошло с женщинами?
То, что битву они не выиграли, не вызывало никаких сомнений.
В противном случае я вряд ли проснулся бы на дне пропасти спустя несколько дней и в обществе покойника.
Они бы позаботились обо мне.
“Совсем не обязательно, – возразил я сам себе. – Допустим, они победили, но только после того, как я уже валялся на дне пропасти? Кто-то из них спускается вниз, чтобы осмотреть меня. Например, Кимберли. И она по ошибке принимает меня за мертвого. После чего они уходят и оставляют меня здесь...” Маловероятно.
Кимберли совсем не дура и заметила бы, что я жив. Думая о Кимберли, я вспомнил последний раз, когда видел ее. Тогда она спускалась на веревке в пропасть. Как раз за несколько секунд до нападения Уэзли она исчезла за краем обрыва.
Сейчас ее здесь не было. Я уже проверял. Кроме меня и трупа, на дне не было никого. И все же я вновь обвел взглядом расселину. Никаких следов. Ни Кимберли, ни кого-либо еще.
Кимберли наверняка быстренько взобралась назад по веревке, чтобы принять участие в поединке.
Заранее обреченном на провал.
Как я успел увидеть, Уэзли уже подскакивал к Конни. Вероятно, он снес ей голову одним из своих мачете
