Дионисий.
Ага, этот ощипанный петух понял, что бояре и с него могут клобук сорвать, в монастыре свечки лепить заставят. Ну что ж, епископ из тех храбрецов, что только в своей постели могут кулаками махать, а чуть прижмет, у них сразу заячьи ноги вырастают.
– Мыто тевтоны платят? – спросил у епископа Владимир.
– Исправно платят, – ответил за епископа тысяцкий Жирослав.
– Храмы святые пустуют, – с горечью вздохнул Дионисий. – На игрища собирается больше народу, чем в храмы. Пойдешь иной раз туда и видишь: одни на дудках играют, другие пляшут, третьи силой меряются. А в иных еще больший дьявол поселился – сидят, знаки друг другу подают, перемигиваются…
– Так ты, святой отче, на игрища ходишь? – сделал вид, что удивился, Владимир. Епископ слегка покраснел, засопел маленьким носом.
Как только Дионисий и Жирослав выехали из Бельчиц, в светлицу князя Владимира вошел его верный холоп-соглядатай Станимир. У Станимира не было носа – князь отрезал в минуту гнева. Холоп низко поклонился, застыл на пороге.
– Что слышно о князе Вячке, безносый? – пронизывая жестким взглядом Станимира, спросил Владимир.
– Вячка с малой дружиной и с молодой женой Добронегой остановился на подворье боярина Твердохлеба, родича Рогволода Свислочского, отца Добронеги.
– И что же делает Вячка?
– Не пьет. С мужами-вечниками ведет переговоры.
– О чем переговоры? Тут Станимир задрожал всем телом:
– Пока неизвестно, великий князь.
– Смотри у меня! – злобно топнул ногой князь. – Можешь и безухим стать. Чтоб все выследил, вынюхал. Пошел прочь, пес!
Станимир бесшумно исчез, а князь Владимир приказал позвать к себе ученого ромея, уже давно жившего в Полоцке. Составляя гороскопы, ромей предсказывал князю будущее. Был он смуглолицый, черноволосый, с широкими черными, сросшимися на переносице бровями. На голове носил круглую красную шапочку, на ногах – позолоченные сандалии с острыми загнутыми носами.
Князь, конечно же, ничего не понимал в гороскопах. Ромей, как только появился в Полоцке, долго объяснял ему свою мудрую науку. Гороскопы, их составление требуют хотя бы небольшого знакомства с небом, с астрономией. Надо знать, что есть эклиптика – большой круг небесной сферы, по которому проходит видимое глазу годовое движение Солнца. Человек рождается в конкретный месяц, конкретный день, и астролог, составляя гороскоп, устанавливает точку эклиптики этого человека на небосклоне. Начиная от этой точки, все небо делится на двенадцать «домов» – дом счастья, богатства, братьев, родни и т. д. Всегда надо учитывать положение главных планет по отношению ко всем «домам». Каждая из планет считается «хозяином» того или иного дома. И близость или, наоборот, удаленность планеты от своего «дома» влияют на человеческую судьбу. Одним словом, можно не только ногу – выю сломать на всем этом, но Владимиру нравилась таинственность смуглолицего астролога, нравилось держать в руках и листать потемневшие от времени толстые книги, в которых были нарисованы звезды и солнце, какие-то круги, большие и совсем маленькие. Беседуя с астрологом, князь отдыхал душой. Отодвигались куда-то бояре и их крикливое вече, тевтоны, литовцы, Вячка из Кукейноса. На миг Владимир снова становился мальчишкой, любопытным, озорным, казалось, с деревянных стен менского замка он снова смотрел на залитую лунным светом Свислочь, слушал шум окрестных лесов. Он не верил астрологу, но и сегодня, как всегда, спросил:
– Долго ли мне быть князем?
Тот хитровато усмехнулся, послюнявил указательный палец и начал листать книгу. Уже не первый год они с князем, не признаваясь друг другу, играли в понятную и приятную только им двоим игру. Что-то детское было в этом.
– Планеты на сфере разместились благосклонно к тебе, князь, – сказал ромей и добавил: – Твой епископ ненавидит меня.
– Что епископу до тебя? – слегка приподнял брови Владимир.
– Епископ не любит умных людей, ибо…
– Ибо глуп, как необожженный горшок, – договорил за него князь.
Оба засмеялись, а потом астролог, посерьезнев, сказал:
– У нас в Константинополе императора берегут, как бога. Император – солнце на земле.
Он знал, на какую мозоль наступить князю. Владимир сразу же помрачнел, глаза стали холодными, заблестели. Князь порывисто схватил астролога за плечо:
– В моих жилах тоже течет кровь ромейских порфироносцев. Я – князь! У меня дружина! Вече разгоню, особо вредных бояр живьем сожгу. Полоцк будет моим. Слышишь? Моим!
– Слышу, – тихо ответил астролог. – Планеты за тебя, князь.
Владимир впился остро заблестевшими глазами в лицо предсказателя.
Астролог ушел, забрав свои книги, а князь, поднявшись с ложа, забыв о болезни, подбежал к окну, стал жадно разглядывать златоглавую Софию, большой двор, каменные палаты за рекой. Там он должен находиться, там ему сидеть великим князем. Стон вырвался из груди Владимира.
Неслышно отворилась дверь, и в светлицу вошла княгиня Ульяна с тоненькой свечкой в руках. Владимир глянул на нее, и на сердце стало легко и светло.
– Почему не лежишь, князь мой? – с лаской в голосе сказала Ульяна. – Ты же болен. Ложись, князь.
