На реке Чусовой

– Это как?

– А так: начнет льдина за льдиной по барке резать, ну, и прорежут борт… Ах ты, грех какой вышел! Никогда на этом самом месте огрудка не бывало, а тут вдруг огрудок.

– А деревня впереди какая?

– Да это Камасино… Ах ты, грех какой вышел!.. а!..

Деревня Камасино служит резкой гранью для Чусовой: здесь она окончательно выбегает из гор, впереди стелется волнистая равнина, покрытая лесом, пашнями и заливными лугами. Вдали можно было рассмотреть железнодорожный мост, перекинутый через Чусовую на высоких каменных устоях. Здесь Чусовую пересекает недавно построенная Уральская горнозаводская железная дорога. Около Камасина существует целый ряд опасных мелей, потому что река здесь разливается в низких берегах очень широко.

– Ну, братцы, как мы будем сымать барку? – спрашивал Илья, обращаясь к бурлакам.

Бурлаки переминались и ничего не отвечали. Илья нетерпеливо крякнул, бросил на палубу свои кожаные рукавицы и обратился к косным.

– Спущайте неволю… Попробуем сперва неволей сняться, авось и слезем с огрудка.

Неволей называется громадное бревно, затесанное с обеих сторон; оно походит на громадную доску, в несколько вершков толщины. Таких неволь при каждой барке обыкновенно две, и они плывут около бортов, несколько предохраняя борты от ударов о бойцы.

Через пять минут косные были готовы, то есть сняли кафтаны, сапоги и остались в одних рубахах. Один из них, здоровый мужик с русой бородкой, засучил штаны и, держась за борт барки, встал на неволю.

– Ах, студяно, – проговорил он, пробуя голой ногой холодную воду, – жгется вода-то…

– Ну, ну, не разговаривай! – кричал Илья. – Вавило, отвязывай неволю, а ты, Сергей, иди на конец.

Молодой парень в красной рубахе тряхнул волосами, перекрестился и разом перескочил через борт на неволю.

– Приготовь чегень, Прошь!

– Готово, – отозвался мужик, с русой бородкой, меряя дно коротким колом, который называется у бурлаков «чегенем». – Четвертей пять будет, – проговорил он…

– Видно, нечего делать, придется идти в воду, – решил Илья. – Не берет неволя… Ну, кто из молодчиков воды не боится? Ну, ребятки, которые помоложе, раздевайтесь да за работу!

Косные и человек десять молодых бурлаков сняли лапти, зипуны и остались в одних рубахах. Нужно было спускаться в воду под левое плечо, чтобы сдвигать его чегенями. Работа в холодной весенней воде тяжелая и крайне опасная. Бурлаки ее не любят, но приходится лезть в воду, потому что время не ждет. Мимо нас проплыло уже несколько барок. Завидно было смотреть на них, когда своя барка лежит на песке, как черепаха.

– Ну, братцы, чегени левое плечо! – скомандовал Илья, бегая по передней палубе. – А вы, как ударят поносные, – кричал он косным на неволе, – поворачивай неволю… Да разом, братцы! Все разом…

Человек пятнадцать бурлаков выстроились под левым плечом барки и подхватили его своими чегенями.

Некоторым вода доходила по грудь. Лица посинели, у многих стучали зубы от холода. Положение было самое некрасивое… Чего стоило простудиться в этой ледяной воде и потерять не только здоровье, но и жизнь. От таких съемок много бурлаков уходят в могилу или на всю жизнь остаются калеками.

Когда неволя была приготовлена, и бурлаки стояли у поносных, Илья сам затянул «Дубинушку».

Што, ребята, присмирели,
Али выпить захотели…

Бурлаки подхватили.

Ой, дуби-инушка ухнем!
Раззеленая сама пойдет,
Сама пойдет… Подернем!..

– Идет барка! – кричал Илья, меряя воду длинным шестом. – Еще маненечко!.. Нос налево, молодцы!.. – кричал Илья. – Корму поддоржи… корму! корму!

Барка, как черепаха, поворачивала корму, крайне тяжело буравя носом песок, который под левым плечом образовал целую гору.

– Подчегенивай левое плечо!! – кричал Илья. – Молодцы, подчегенивай!.. Ай да молодцы!.. Еще разик!..

– Барка пошла… Барка пошла!! – закричали десятки голосов, и бурлаки с чегенями, как кошки, принялись карабкаться по бортам.

Барка была уже на вольной воде и тихо поплыла кормой вперед, «отурилась», как говорят бурлаки.

– Ну, слава богу, – проговорил Илья, – спасибо, ребятушки!.. По стакану водки на брата!..

После такой ледяной ванны водка была необходимостью, чтобы хоть немножко согреться. У некоторых бурлаков нечем было переменить мокрые рубахи, и они прямо на них надевали свои сермяги.

– У поносного-то согреются поманеньку, – объяснил Илья. – Этакий грех вышел… Поди ты!

– Отчего у вас огня нет на барке, Илья? – говорил я. – Вот бы бурлаки и погрелись…

– Ну, нет, барин, ежели из ледяной воды да к огню, – тут тебе и конец… Уж это мы даже оченно хорошо знаем! Который бурлак, ежели не обтерпится так, да сунется к огню, – сейчас пропал. Верно!.. Это уж завсегда так. У кого руки отнимутся, у кого ноги, а кто и совсем помрет.

– Да это хорошо говорить, когда на тебе все сухое, а каково вон им, которые в мокром стоят на палубе…

– Что же делать, потерпят… Ведь не впервой… Вот у Молокова да у Разбойника все согреются, пот прошибет. Ах, ты, подумаешь, грех какой вышел!.. А?!