спускавшихся к порту улиц. Стража у бастионов без всяких затруднений пропустила в порт Хирама и четырех нумидийцев. Старик-гортатор на время отстал от них, чтобы отвести лошадей тому человеку, у которого он их взял, и, кстати, последить, не явится ли снова Фегор. Но, не обнаружив ничего подозрительного, он вскоре присоединился к остальным.
Когда Хирам и его спутники не без труда провели шлюпку по разбушевавшимся волнам к борту гемиолы и поднялись на ее палубу, навстречу Хираму, радостно вскрикнув, кинулась молодая этруска.
– Ты жив! Благодарение великим богам! – прозвучал ее голос. – Ты невредим? – бормотала девушка, словно не веря своим глазам. – Он не сделал тебе зла? Он не выдал тебя страшному Совету Ста Четырех?
– О ком говоришь ты, девушка? Никто не знает, что я здесь.
– О боги, как ты ошибаешься! – смеясь и плача, ответила Фульвия. – Едва ты покинул корабль, как Фегор появился на берегу.
– И что же? – заволновался Хирам.
– Он крикнул вызывающе: «Изгнанный в Тир Хирам прячет у себя на судне беглую этруску! Пусть берегутся оба!». Видишь, Хирам, тебя узнали, тебе грозит смерть!
Хирам наскоро пересказал девушке все, что произошло на берегу, включая посещение дома Гермона.
– Это тот человек, из-за которого тебя изгнали? – спросила девушка воина.
– Да. Он заметил, что я и его приемная дочь любим друг друга. Он член Совета Ста Четырех, и он добился того, что меня изгнали из Карфагена, – с горечью сказал Хирам, сжимая рукоять меча.
В это время с берега донесся пронзительный крик:
– Тирский торгаш прячет у себя этруску! Горе обоим, промолвила, бледнея, горе!
– Фегор! Он преследует нас! – промолвила, бледнея Фульвия.
– Спустить шлюпку! – крикнул Хирам морякам.
Фульвия загородила дорогу готовому сойти в лодку Хираму.
– Позволь мне. Я переговорю с ним, успокою его. Он отстанет, если я соглашусь стать его женой, – шептала она в отчаянии. – Тебе ничто не будет угрожать. Ты спасешься…
– Ценой предательства? – хрипло засмеялся Хирам и спрыгнул в шлюпку.
Стоявший на берегу Фегор. глядя горящими ненавистью глазами на гемиолу, не обратил внимания на бесшумно скользящую по бушующим волнам шлюпку. Он заметил Хирама, когда тот отрезал ему путь к отступлению.
– Ну, что теперь скажешь, шпион? – сказал Хирам. – От меня не уйдешь. Защищайся!
Фегор, отпрянув, ушел от удара меча карфагенянина. Но дальше отступать было некуда: у его ног выли и в бешенстве разбивались морские волны, кругом не было видно ни души, а Хирам, не отставая ни на шаг, идет на него.
– Ты верно служишь Совету Ста Четырех! – кричал карфагенянин врагу. – Но это тебя не спасет, нет, не спасет. Защищайся же, трус! Хоть умри как мужчина!
Фегор, почти припертый к самому краю причала, оглядываясь вокруг безумными глазами, схватился наконец за свой меч. Это было страшное оружие, выработанное иберийцами:
тонкая, длинная, прямая тяжелая шпага. В мгновение ока шпион сбросил с плеч темный плащ, и тогда обнаружилось, что он вооружен и защищен не хуже нападавшего: на голове у него был блестящий шлем, а плечи, руки и грудь прикрывала кираса.
Со зловещим звоном они скрестили оружие. Фегор не успел отбить удар, и меч карфагенянина тяжко ударил о латы врага. Еще миг, и Фегору пришел бы конец. Но тут целая пригоршня песка полетела в лицо Хирама и на некоторое время ослепила его. Фегор, улучив момент, пытался ослепить нападающего. Невольно Хирам попятился с криком:
– Предатель! Трус!
– Все приемы хороши, когда надо уничтожить врага! – ответил насмешливо шпион.
Но Хирам уже оправился и снова бросился на него. Молниеносным ударом меча карфагенянин чуть было не сбил шлем с головы Фегора. Шпион зашатался и выронил меч. Он был безоружен. Фегор попятился и оказался на самом краю пристани.
– Подожди! Не убивай меня. Я хочу тебе кое-что сказать.
– А может, хочешь улучить момент и сбежать? Напрасно надеешься! Защищайся!
– Мне некуда бежать! – угрюмо промолвил шпион, поднимая свой меч и прикрывая им голову от ударов меча карфагенянина.
В душе Хирама вспыхнуло и чувство жалости, и чувство презрения. Фегор не был воином. Он мог убить, но только не в бою, а из-за угла. Когда же смерть заглянула ему самому в глаза, он задрожал от ужаса.
– Ну, хорошо! Говори, что хотел сказать, – сказал Хирам.
– Прежде чем умереть, я хотел спросить у тебя, любишь ли ты этруску.
– Тебе что за дело? Но я отвечу – нет. Мое сердце отдано приемной дочери Гермона, а не Фульвии.
– Зачем же ты, рискуя собственной жизнью, спас ее?
– Потому, что ей и ее семье я обязан жизнью.
– Тогда убей, убей меня! – с криком какой-то странной, полубезумной радости отозвался Фегор. – Я умру
