приходе!
— Но, отец мой…
— Молчи! Ты хуже самого похотливого козла! Хочешь, я назову все имена твоих жертв?
— Интересно, что вы можете об этом знать?
— Не нахальничай, а то, хоть ты и солдат, получишь по физиономии! Или ты забыл, что сан повелевает мне выслушивать исповеди?.. Ну, так когда ты женишься на Стелле Дани?
— Не знаю.
— Постарайся решить этот вопрос поскорее, иначе наживешь очень крупные неприятности!..
— Вы тоже угрожаете мне, отец?
— То, чем я могу пригрозить, сын мой, принадлежит миру иному… Но в конце-то концов, почему ты преследуешь только моих прихожанок?
— Потому что они — самые красивые девушки в Турине, отец мой.
— Я предпочел бы видеть их самыми добродетельными!.. Ты усложняешь мне работу, берсальер… и потом, не стоит забывать о малышке Стелле… Надеюсь, ты не собираешься бросить ее на произвол судьбы?
— Конечно нет, отец мой.
Голос Регацци звучал так неуверенно, что дом Марино воскликнул:
— А ну, посмотри мне в глаза!
Нино поглядел на священника.
— Неужто ты посмеешь совершить такое преступление? Ведь она носит твоего сына или дочь, упрямая голова!
— Я дам ей денег… Много денег…
Дом Марино резко оттолкнул берсальера.
— Проклятый! Да накажет тебя Бог! Да и обо мне ты еще услышишь, Нино Регацци!
— Обо мне — тоже, отец мой…
Они обернулись. Рядом стоял брат Стеллы, Анджело Дани. Вся его высокая, крепкая фигура свидетельствовала о спокойной, несокрушимой силе. Дани медленно подошел к берсальеру.
— Ты обесчестил мою сестру, Регацци… — тихо проговорил он.
Нино попытался отшутиться:
— Не стоит преувеличивать, Анджело…
Но Дани ухватил его за грудки и притянул к себе так, что их лица почти соприкасались.
— Даю тебе время до воскресенья, берсальер. И, если в понедельник ты не обручишься со Стеллой, я тебя убью!
Дом Марино поспешил их разнять.
— Кто смеет в моем присутствии говорить, будто отнимет у ближнего жизнь? Уходи, Анджело… Я уверен, милосердный Господь наставит берсальера на путь истинный и он выполнит свой долг…
— Мне бы очень этого хотелось, падре… Так будет лучше и для него, и для нас… До встречи, берсальер!
Комиссар Ромео Тарчинини, полузакрыв глаза, чтобы не отвлекаться от изысканного наслаждения, допивал последний бокал барбареско и с улыбкой думал, что порой жизнь удивительно хороша… Его Джульетта, несмотря на некоторую тучность, все еще очень привлекательна, но и пожить немножко на холостяцкий манер иногда тоже приятно… Что до младшей Джульетты, то Ромео сейчас не сомневался, что она приедет домой со дня на день — ведь не зверь же его зять и не захочет разбить девочке сердце, навеки оторвав от родных. Под благотворным влиянием кортезе и барбареско Ромео Тарчинини так разнежился, что сердце его, казалось, могло бы вместить весь мир. Когда метрдотель откупоривал бутылку пенистого асти, комиссар вдруг вспомнил о трех юных красавицах, явившихся к нему сегодня признаваться в намерении убить берсальера, и не какого-нибудь, а самого красивого из всех! Ромео тихонько рассмеялся, так что его внушительное, как у молодого будды, брюшко заходило ходуном. Тарчинини хотелось бы взглянуть на солдата, так смущавшего сердца прелестных обитательниц Пьемонта, но у них было мало шансов познакомиться.
Нино Регацци умел за себя постоять, но встреча с домом Марино, а потом и с Анджело Дани его смутила. Парень начинал понимать, что вляпался в скверную историю, но пока не видел способа выпутаться, если таковой вообще существует. В надежде разогнать неприятные мысли он зашел в бар на пьяцца делло Статуто и один за другим выпил три карпано, но не успел допить последний, как кто-то хлопнул его по плечу. От удивления берсальер поперхнулся и закашлялся. Наконец, отдышавшись, он обернулся и увидел невысокого, коренастого и очень смуглого парня. Тот сверлил Регацци настолько странным взглядом, что тот невольно смутился.
— Чего вы от меня хотите? — не слишком уверенно спросил берсальер.
— Это не вы, случаем, Нино Регацци?
— Да… а что?
— Имя Элена Пеццато вам что-нибудь говорит?
Решительно, это какой-то день неприятных сюрпризов! Надо же, чтоб его угораздило притащиться в тот же бар, где пил жених Элены! Потрясающая невезуха! Нино попытался изобразить полное недоумение.
— Элена? Какая еще Элена?
— Пеццато.
— Нет, не слыхал о такой…
Парень сунул берсальеру под нос фотографию.
— Вы не знакомы с Эленой, а я почему-то нашел вашу карточку у нее в шкафу! Вам это не кажется странным? По-моему, так прелюбопытная история…
— Нет, это вы слишком любопытны! Что за манера копаться в чужих вещах и…
Рука собеседника с такой силой врезалась в лицо Нино, что берсальер чуть не рухнул на пол. На сей раз его тоже охватило бешенство. Регацци уже хотел броситься на противника, но хозяин и несколько завсегдатаев бара скрутили его и вытолкали за дверь, посоветовав немедленно испариться, пока не случилось непоправимое. Уходя, Нино слышал, как жених Элены кричал ему вслед:
— Впредь веди себя осторожнее, берсальер! Считай, я тебя предупредил!
Поднимаясь из-за стола, Тарчинини не был пьян, но пребывал в том легком возбуждении, что всегда свойственно не страдающим несварением желудка людям после роскошного ужина. Метрдотель лишь самую малость помог ему восстановить равновесие, ибо мужу Джульетты вдруг показалось, что он совершенно свободен от земного притяжения. В вестибюле он игриво пощекотал подбородок гардеробщицы, но девушка нисколько не рассердилась — Тарчинини выглядел так забавно…
Ромео долго вдыхал ночной воздух, и предательская прохлада вдруг снова напомнила о недавнем приступе тоски. Родная Верона — так далеко… И слегка помрачневший комиссар, изредка спотыкаясь, побрел на корсо[11] Витторио-Эммануэле II — к себе в гостиницу «Дженио».
После недавних стычек Нино Регацци чувствовал себя настолько не в своей тарелке, что едва не вернулся в казарму. Но когда у тебя битком набит карман, негоже ложиться спать натощак, как какой-нибудь нищий! И берсальер решил устроить себе роскошное пиршество в одном из тех шикарных ресторанов, где ему наверняка не помешают ни Стелла, ни Анджело, ни священник, ни жених Элены. Их просто не пустят на порог. Эта мысль словно вдохнула в Регацци новые силы, и он бодро вошел в ресторан гостиницы «Венеция» на виа XX Сеттембре, чем немало изумил тамошний персонал, не привыкший обслуживать простых солдат. Метрдотель подумал, что Нино — сын крупного промышленника, банкира или коммерсанта, угодивший на военную службу. Регацци был так красив, что его почти инстинктивно причисляли к более высокому социальному слою, нежели тот, к которому он принадлежал на самом деле. Внешность так часто обманчива!
Перед сном Тарчинини долго писал жене, с юмором рассказывая, как три девушки пришли к нему посоветоваться, чем рискуют, если убьют берсальера.
«Согласись, моя Джульетта, что эти пьемонтцы — удивительный народ! И как только в них уживаются страсть, обостренное чувство риска и неискоренимый инстинкт сначала взвешивать все „за“ и „против“, а уж
