– И там была она, да? Как ее… Грета?
– Грэтхен.
– Она была там?
– Да.
– Боже мой! Майкл, ты совсем раскис. Это же форменная паранойя! Возьми себя в руки!
– Взять себя в руки?! Господи, чего бы я только не отдал, чтобы взять себя в руки. Невозможно! Глупо, безумно, но это дьявольщина! Знаешь, которые сутки я уже не сплю? Боюсь уснуть. Одному Богу известно, что тогда может случиться.
– Майкл, ты все нагромоздил в воображении. На самом деле ничего этого нет. Не будешь спать – совсем чокнешься.
– Нет… нет… Слушай… Слушай, я тут как-то запомнил… несколько лет назад… прочитал… – Он сорвался с дивана, нашел в мокрой нише бара и принес обратно под свет лампы «Чуму» Камю, изданную «Современной Библиотекой». Он долго и безуспешно ворошил страницы, наконец Кейт забрала у него томик и раскрыла наугад – как раз на нужном месте, потому что он много раз перечитывал этот отрывок. И прочитала вслух отмеченное карандашом:
– «Если бы не усталость, притупившая чувства, всеобъемлющий запах смерти, наверное, сделал бы его сентиментальным. Но тому, кто спит четыре часа в сутки, не до сантиментов. Он видит вещи такими, каковы они в действительности, видит их в ярком свете справедливости – чудовищной, безмозглой справедливости». – Она закрыла книгу и посмотрела на него. – Так ты на самом деле в это веришь?
– На самом деле? Еще бы! Если б не верил, точно стал бы психом, за которого ты меня принимаешь. Да ты сама подумай. Смотри: ты здесь. Прошло двенадцать лет. Двенадцать лет и другая жизнь. И вот ты снова со мной, точно в свой черед. Перед тем как я встретил Грэтхен, ты была моей любовницей. Я знал, что на этот раз встречу тебя!
– Майкл, что бы ни происходило, давай не будем терять голову. Как ты мог это знать? Никак. Мы с Биллом развелись два года назад. Я и в город-то вернулась только на прошлой неделе. И само собой, захотела тебя повидать. Нам же с тобой есть о чем вспомнить, верно? Если б я тогда не встретила Билла, мы бы, наверное, так и…
– Черт возьми, Кейт, ты меня не слушаешь! Я пытаюсь объяснить: все, что со мной творится, – это страшное воздаяние по заслугам! Я качусь назад сквозь прошлое и встречаю всех моих женщин. Сейчас рядом со мной – ты, а раз пришла ты, значит, следующей должна быть Марси. И если я ее встречу, это будет означать, что после Марси… после Марси… перед Марси была…
Ему не хватило сил произнести имя. Это сделала Кейт. Его лицо было белее мела. Они говорили о немыслимом, невозможном, невообразимом…
– О, черт! Господи! Я псих… я псих…
– Ну что ты, Майк! Успокойся, Синди до тебя не доберется. Она же в сумасшедшем доме, правда?
Он кивнул. Он уже не мог говорить.
Кейт придвинулась к нему по дивану, обняла, привлекла к себе. Он дрожал.
– Все хорошо. Все будет хорошо.
Она хотела его покачать, как занедужившего ребенка, но в нем, точно электрический ток, струился ужас.
– Я тебя не дам в обиду, – пообещала Кейт. – Посижу рядом, и скоро все пройдет. Не будет никакой Марси, и уж само собой, не будет никакой Синди.
– Нет! – крикнул он, вырываясь. – Нет!
Спотыкаясь, Майкл подбежал к двери. Распахнул, выскочил в коридор. Бросился к лифту. Кабины на этаже нет – как и всякий раз, когда она отчаянно, до зарезу необходима!
Он сбежал по лестнице в вестибюль. У стеклянных дверей, плотно закрытых, чтобы не пускать в здание ветер и холод, стоял швейцар и глядел на улицу. Набычившись, прижимая руки к бокам, Майкл Кирксби проскочил мимо него. Швейцар что-то крикнул вдогон, но фраза потерялась в холоде и ветре.
Охваченный ужасом, Кирксби повернул и помчался по тротуару. За ближайшим углом – темнота, скорее туда, там его не найдут, там не опасно. Может быть, не опасно…
Он обогнул угол гостиницы и столкнулся с женщиной, она тоже шла с опущенной головой. Они отпрянули друг от друга, подняли головы и в размытом сиянии уличного фонаря посмотрели друг другу в лицо.
– Привет, – сказала Марси.
Notes
