И, словно отвечая на этот крик, герцог привстал на стременах, с обнаженной головой, темно-русыми волосами, ставшими рыжими в отсвете факелов. Голос его сразу перекрыл поднявшийся шум.
— Это убийство! Кто осмелился на столь гнусное деяние? — и простер руку в сторону углового дома. — Туда! — приказал он алебардщикам, уже пробивающимся к нему сквозь толпу. — Обыскать дом и схватить всех, кого найдете внутри! Они убили посла Венеции, и, клянусь Богом, заплатят за это своими жизнями, кем бы Они ни были.
Солдаты сразу же окружили дом. Дверь рухнула под яростными ударами алебард, солдаты ворвались в дом, а Чезаре, сопровождаемый придворными, слугами и зеваками, проследовал на площадь перед замком.
У самых ворот герцог натянул поводья, и его алебардщики расчистили площадь, оттеснив людское море. Появившиеся из замка солдаты встали по флангам. Вот в этот пустой квадрат перед Борджа и втолкнули пятерых пленников, найденных в доме, из окна которого вылетела стрела, оборвавшая жизнь принца Синибальди.
Их подтащили к герцогу под яростный гул толпы, требующей немедленного наказания преступников. Рядом с ним, на своем муле, бледный, ничего не понимающий, сидел мессер Капелло. Чезаре Борджа специально подозвал его к себе, дабы единственный оставшийся в живых представитель Венеции при его дворе мог засвидетельствовать, что виновные в этом ужасном преступлении понесут заслуженное наказание.
Капелло был тугодумом, а потому сомнительно, что он нашел объяснение происходящего до того, как увидел лица бедолаг, что предстали перед герцогом. Вот тогда-то он осознал, что Синибальди приняли за Борджа, и голову принца пронзила стрела, предназначенная герцогу И тут же у посла зародились подозрения. Уж не к этому ли стремился герцог? Не специально ли подставил Чезаре Борджа принца? Не потому ли одел Синибальди в свои плащ и берет и посадил на своего жеребца?
Обуреваемый гневом, мессер Капелло повернулся к Борджа, угрозы едва не слетели с его губ, он даже протянул к герцогу руку, дабы указующий его перст не оставил сомнения в том, к кому они обращены. Но Борджа схватил его за запястье и заговорил первым:
— Посмотрите! Посмотрите, мессер Капелло! Взгляните, кого сюда привели. Это же граф Раньери, в доме которого останавливался принц, который называл себя его другом. Я и представить себе не мог, что Раньери способен на такую подлость. И эти двое тоже причисляли себя к друзьям Синибальди.
Капелло посмотрел в указанном направлении, и тут до него начала доходить суть происходящего, отчего гневный огонь в его глазах разом потух.
— А двое последних! — гремел Борджа. — Оба они в ливреях принца, его слуги, которым он, несомненно, доверял, как самому себе. Какие же мерзкие людишки эти убийцы! Как же низко может пасть человек!
Капелло глянул на герцога. Сколь искренне, сколь убедительно говорил он. Но Капелло ни на йоту не верил ему, да, собственно, Борджа к этому и не стремился. Обманывал он остальных. А с послом Венеции дело обстояло иначе. Он хотел, чтобы Капелло знал правду, но молчал.
А Капелло наконец-то понял, что другого выхода у него нет. И возблагодарил Бога, что не произнес слов, которые уже были у него на устах, ибо слова эти доказывали бы вину Синибальди и навлекли на его голову гнев Совета Десяти. С предельной ясностью осознал он, к чему приведет заявление о том, что Синибальди убили по ошибке, приняв его за герцога. Толковалось бы оно однозначно: именно Синибальди, а следовательно, и Республика Венеция готовили это покушение, ибо в доме, из которого произвели роковой выстрел, не было никого, кроме друзей и слуг принца.
— Мой господин, — крикнул Капелло так, что его услышали все собравшиеся, — именем Венеции я требую покарать этих убийц.
Таким образом, устами своего посла Венеции пришлось отвернуться от своих друзей, Раньери и иже с ним, и потребовать их смерти от рук человека, для убийства которого она их и наняла. Трагическая ирония происходящего не укрылась от посла, и он чуть не задохнулся от ярости. Ярость эта так и не покидала его до конца жизни. Свидетельство тому — многочисленные пасквили, порочащие род Борджа, вышедшие из- под его пера.
Чезаре, также большой поклонник иронии, хищно улыбнулся, не сводя глаз с бледного лица Капелло.
— Поверьте мне, оскорбление Республики Венеция я воспринимаю, как собственное. И кара моя будет жестокой.
Граф Раньери тем временем оправился от ступора, в который впал, когда Капелло бросил и предал его.
— Ваша светлость! — вскричал он, не желая погибать в одиночку, оставив Капелло безнаказанным. — Вам известно далеко не все. Выслушайте меня! Выслушайте!
Чезаре двинул лошадь вперед, так, чтобы оказаться над графом. Наклонился, встретился с ним взглядом.
— Мне нет нужды слушать тебя. Ты не можешь сказать мне ничего нового. Я знаю все. Так что отправляйся прямиком в ад. На заре я пришлю к тебе палача.
Развернул лошадь и во главе придворных поскакал к подвесному мосту в замок Сигизмондо.
На следующее утро первые же прохожие на улицах Римини увидели пять тел, свисающих в петлях с балкона дома, из окна которого вылетела стрела, убившая принца Синибальди. Так герцог Валентино покарал тех, кто совершил это чудовищное преступление.
Час-другой спустя Чезаре Борджа задержался на мгновение, чтобы взглянуть на повешенных, держа путь к воротам Римини. Армия покидала город, чтобы начать наступление на Фаэнцу. Изящество, с которым он отомстил Венеции, доставляло ему немалое удовольствие. Еще более радовали его те озабоченность и печаль, что охватят Совет Десяти, когда члены его узнают о событиях прошлой ночи. А узнав, потребуют подробных объяснений у своего посла.
И герцог не ошибся, предвкушая, что его ждут приятные минуты. Ибо неделю спустя, в Форли, где он готовил войска к штурму Фаэнцы, к нему прибыл мессер Капелло, испрашивая аудиенции. С собой он принес письмо Совета Десяти, в котором выражалась благодарность Чезаре Борджа за скорый и справедливый суд над убийцами принца Синибальди.
Письмо это пришлось герцогу по душе, но особую удовлетворенность испытывал он от того, что не нарушил слова, данного жене Синибальди. Ибо ни он, ни его люди никоим образом не мстили принцу за готовящийся им заговор.
