десятитысячной армии.
— А они не смогут долго осаждать нас, — прорычал Сантафора, командир гарнизона.
Бальони, откинувшись на спинку стула, вслушивался в разгоревшийся спор. Точно так же вел себя и старый граф, взгляд его переходил с одного оратора на другого, лицо напоминало маску. Дочь его смотрела только на отца, наклонившись вперед, уперев локти в стол, охватив ладонями подбородок. И она ловила каждое слово, глаза ее то вспыхивали огнем, то наполнялись презрением, в зависимости от стремления говорившего защищать или сдавать город. Так прошло еще полчаса, но совет ни на йоту не приблизился к окончательному решению.
Вот тогда-то граф Гвидо повернулся к перуджийцу и, воспользовавшись секундной паузой, последовавшей за страстным призывом Сантафоры к защите города, предложил тому высказаться.
— Возможно, мои слова покажутся вам небезынтересными, — медленно начал Бальони, — ибо мое предложение отличается от двух рассматриваемых вами вариантов. Я хочу представить на ваш суд нечто среднее, а потому надеюсь примирить всех и прошу меня выслушать.
Над столом повисла тишина, все взгляды, в том числе и Пантазилии, ранее не сводившей глаз с отца, скрестились на бородатом лице Бальони.
— Господа, здесь говорили о сдаче и обороне. Но почему-то никто из вас не упомянул об атаке.
— А зачем? — Сантафора нахмурился. — У нас лишь пятьсот человек.
Но Бальони нетерпеливо махнул рукой, предлагая командиру гарнизона помолчать.
— Дослушайте до конца, прежде чем оценивать мое предложение, и не опережайте меня с выводами. Вам, наверное, известно, а возможно, и нет, поскольку Италия наводнена лживыми слухами о том, что привело моих отважных друзей в Синегаллию, где они нашли смерть, от которой мне удалось спастись лишь беспредельной милостью Божьей, — и Бальони истово перекрестился. — Мы намеревались покончить с герцогом. Арбалетчик сидел в засаде, чтобы застрелить Борджа при въезде в город. Но он не человек — дьявол. И прознал о наших замыслах. Pramonitus at pramunitus. Предупрежден — вооружен. Западня захлопнулась за теми, кто готовил ее. Остальное вы знаете, — он наклонился вперед, налитые кровью глаза обвели сидящих за столом. — Господа, потерпев неудачу в Синегаллии, мы можем добиться успеха в Ассизи.
Тишину нарушил скрип стульев, вздохи.
— Нужно ли что-то добавить к уже сказанному? — с вызовом вопросил Бальони.
— Да, — кивнул мессер Павано. — Как это сделать, когда и каким образом?
— В этом вы, несомненно, правы. Но поначалу… — и Бальони повернулся к графу Гвидо. — Согласны ли вы ступить на этот путь? Одним ударом избавить Италию от этого мерзавца. Спасти ваши владения от разграбления? Раздавите Чезаре Борджа, и вы лишите армию папы ее мозга и сердца. Будет положен конец покорению Романы, за которой неизбежно наступит черед всей срединной Италии. Живой, он не успокоится, не подмяв под себя Тоскану. Добраться до него непросто, после Синегаллии он стал очень осторожен. Однако в Ассизи, где он остановился на отдых, у нас есть шанс, если вы готовы попытаться его использовать.
Граф Гвидо задумчиво хмурился, но несколько лиц осветились решимостью. Были и сомневающиеся, но против выступил лишь старик дель Кампо.
— Вы предлагаете нам убийство, — ледяным тоном упрекнул он Бальони.
— И что? С каких это пор простое слово стало непреодолимым барьером для зрелых мужчин? — возразил ему Бальони.
— Одну известную мне женщину оно не остановит, — раздался звонкий голосок монны Пантазилии. Впервые она раскрыла рот, тем самым приковав к себе все взгляды. Темные глаза лихорадочно горели, щеки пылали румянцем. Общее внимание не смутило девушку. Она продолжила:
— Пока Чезаре Борджа жив, не будет мира в Италии. Спасти Солиньолу может лишь одно — смерть Чезаре Борджа.
Одобрительный гул пронесся над столом: если не слова Бальони, то красота и женственность Пантазилии убедили их. Ибо только женщина может заставить мужчин забыть о логике, чести и даже здравом смысле.
Лишь старика дель Кампо не тронуло обаяние дочери графа. Он встал, едва стих шум за столом. Повернулся к Гвидо дельи Сперанцони.
— Мой господин, — вновь ледяной тон, — согласны ли вы с тем, что только что произнесено за этим столом?
Волевое лицо графа ясно показывало, что решение принято. Голос звучал твердо.
— В данной ситуации, мессер дель Кампо, выбора у нас просто нет. Или вы думаете иначе?
Председатель совета старейшин выдержал взгляд графа, потом поклонился.
— Ответ мне ясен, — он отодвинул стул. — Позвольте мне, мой господин, удалиться до того, как вы продолжите дальнейшее обсуждение, участвовать в котором я не считаю для себя возможным.
Дель Кампо поклонился всем остальным, запахнул подбитый мехом плащ и в гордом одиночестве проследовал к двери.
Едва она закрылась за ним, побледневший от волнения Джанпаоло вскочил на ноги.
— Господин граф, этот человек не должен выйти из замка. От этого, возможно, будут зависеть наши жизни. Нужно-то совсем ничего, чтобы поставить крест на нашем замысле. У Чезаре Борджа шпионы повсюду. Найдутся они и в Солиньоле. И если дель Кампо скажет хоть слово о том, что здесь готовится, герцог уже завтра будет знать обо всем.
В наступившей тишине граф Гвидо встретился взглядом с Бальони.
— В нашем замке нет достаточно надежной темницы, где мессер дель Кампо мог бы посидеть до реализации наших планов. — А после короткой паузы граф продолжил свою мысль:
— Да и сомневаюсь я, что такая темница найдется где-то еще, — и повернулся к Сантафоре. — Разберитесь с этим.
Командир гарнизона встал и вышел вслед за дель Кампо.
Монна Пантазилия побледнела как полотно, глаза ее округлились. Она поняла, какая участь грозит старому дель Кампо, давнишнему другу отца, к которому она всегда обращалась за советом, но подавила женскую слабость, ибо не могла оспорить необходимость принимаемых мер и не подала голоса в его защиту.
А граф тем временем торжественно обратился к совету:
— Господа, оставшись за этим столом, вы подтвердили свое согласие с предложением мессера Джанпаоло.
— Вот какая мысль пришла мне в голову, — подал голос Франческо д'Альди и мгновенно завладел вниманием присутствующих. Был он ученым, покровительствовал искусствам, обладал немалыми знаниями и богатым жизненным опытом, побывал при многих королевских дворах, а один год представлял Солиньолу в Ватикане. — Меня гложет сомнение, а так ли разумно предложение месера Бальони?
В награду он получил сердитые взгляды, возгласы недовольства и пренебрежительный смешок, сорвавшийся с губ Джанпаоло. Подобная реакция не смутила Франческо д'Альди, но не успел он продолжить, как в зал вернулся Сантафора.
— Терпение, господа, — Франческо чуть улыбнулся. — У меня нет желания составить компанию дель Кампо.
Сантафора сел, мрачно усмехаясь, вопросов ему не задали, все поняли без слов.
— Говори, — разлепил губы граф. — Мы всегда готовы выслушать тебя, Франческо.
Мессер д'Альди поклонился, откашлялся.
— Мессер Джанпаоло объяснил нам, к каким последствиям для страны приведет смерть Чезаре Борджа. Тут и спорить не о чем: цель оправдывает средства. Но мы должны подумать и о другом: а как его смерть отразится на нас?
— Жертвовать собой во благо государства — святая обязанность каждого гражданина, — просипел Джанпаоло.
— Так как мессер Джанпаоло намеревается укрыться в Сиене, ему легко говорить об этом, — поддел Бальони Франческо.
Кто-то засмеялся, Бальони сердито выругался, и графу Гвидо пришлось вмешаться, чтобы успокоить
