— Врешь, ты просто из пустоты соорудила стенку. Ты живешь во времени, причем стараешься во всем сразу. Ты растягиваешь себя на целую жизнь, ты пытаешься занять собою всё время и пространство. Сократись!
— Я…
— Посмотри мне в глаза!
— Не торопи меня!
— Не торопить тебя куда?
— Угнаться за тобой…
— Посмотри мне в глаза.
И позже, за секунду перед тем, как исчезнуть:
— У нас не получилось в пустыне, на улице и в городской квартире. Давай встретимся на верху горы.
— Давай.
— Здравствуй.
— Привет.
— Что это с тобой?
— А, это… Ты имеешь в виду цепь и ошейник? Я решил стать твоим ангелом-хранителем и думал, что я могу сделать по этому поводу. Вот, хотел сесть на цепь, да только на мне ошейник не держится. Выползаю, и ничего не могу с этим поделать.
— Почему на цепь?
— Чтоб всё было честно. Ангел-хранитель, во-первых, должен делить судьбу своего подопечного, а во- вторых, выполнять хоть немного его желания, то есть, обычно, садиться на цепь.
— Ёрник, насмешник, дурак и… Ты за этим меня звал?
— Много званых, да мало избранных.
— Не морочь голову. У меня не так много времени.
— О! Вот это уже интересно. Расскажи мне про время.
— Время сильнее всех. Оно как асфальтовый каток, хотя от его дыхания не дрогнет пушинка. Я связана им по рукам и ногам. И с каждым моим действием меня становится меньше.
— Говори, говори еще.
— Время — самое липкое… Меньше всего его в часах. У него несколько ужасно глупых детей: справедливость, память, забвение.
— Говори еще, говори… Ты знаешь, нет ничего красивее тебя в пустыне. Ты вся переливаешься, ты создана почти из ничего, ты ничего не понимаешь, но ты удивительно прекрасна. Помнишь, я тебе говорил, сколько у тебя в голове глупостей понапихано, — прошло много лет, а глупостей стало еще больше, и нравишься ты мне еще сильнее. Я как дурак откликаюсь на каждый твой зов, я злюсь, если ты меня забываешь. И та пещера драгоценностей, к которой я тебя вел…
— Так ты вел меня к пещере драгоценностей?
Змей хохочет.
— Я никак не могу привыкнуть к твоей запутанности. Знаешь, раньше у многих людей были звери. Но очень мало кто теперь умеет добраться до человека, так сильно там всё запутано. Вот, пожалуй, у меня получается, потому что я — змей вертлявый. У слонов и тигров еще иногда получается, они идут напрямую, крушат всё к чертовой матери, но всё же проходят. Мне вообще кажется, что у людей теперь больше связи с бактериями.
— Почему?
— Ну, они незаметные, одинаковые, всепроникающие и всё время что-то синтезируют.
— Кто — люди или бактерии?
— Вот именно.
— А ты не такой?
— Я — царский сын. А ты?
Она помахала рукой:
— Поди сюда, я тебе что-то скажу на ухо. Так вот, змей: я останусь на воле. Понимаешь?
— Ага.
— Я буду всегда ближе к тебе, понимаешь?
— А не к старческому маразму?
— Я всё равно буду жить в городе, в своем времени людоедов и в своем племени людоедов.
— Ага.
— Но я буду приходить на гору. А ты спускайся в город.
— Ага, однажды ты залезешь сюда, а меня не будет, и тебе скажут: «Он куда-то уполз». А тем временем я буду в городе, и решу тебя немного подождать, и стану чистильщиком обуви — или сыщиком! Вот, я всегда мечтал стать сыщиком! Между тем ты отправишься в пустыню, чтобы найти меня там…
— Тебе никогда не надоедает болтать?
— Надоедает. Иногда.
— Тогда завязывай.
Тогда он завязал себя узлом и сказал
— Я люблю тебя.
ЛЕНА И ХОРОШИЕ ЛЮДИ. (Д—2, стр.20)
ВЕЧНАЯ ИСТОРИЯ О СЭРЕ ЭЙНШТЕЙНЕ И ЕГО ДРУГЕ СЭРЕ
ЧАРЛЬЗЕ ДАРВИНЕ, РАССКАЗАННАЯ ИМ САМИМ. (И—34, стр. 120)
Лена и хорошие люди
НЕТ, НУ ЭТО ГРУБО. (К—1, стр. 35)
ПРИНЦЕССА НУРАБ-АЛЬ-МАШДИ ВОРОТИЛА СВОЙ
ПРЕЛЕСТНЫЙ НОСИК… (И—1, стр. 85)
ВЫ ХОРОШИЕ ЛЮДИ. (М—1, стр. 66)
ГРУППА НАЧИНАЕТСЯ С МАРАЗМА. (К—2, стр. 35)
Разговор ни о чем