Рассказывают Кето и Мело Казиевы из с. Ногкау Отревского ущелья Грузии.
Мело: «Они ничего не оставили у людей. Все, что им могло понравиться, уносили и увозили. Все, что в их глазах не представляло ценности, они ломали, предавали огню. Только у меня они забрали постельные принадлежности, пуховые подушки, ковер, десять стульев, два стола, телевизор, газовую плиту с тремя баллонами, много вина, водки, два мешка пшеницы, три мешка кукурузы. Грабителей знаю. К примеру, мой ковер забрали сын Мито Сабанашвили и сын Абела Еликашвили».
Кето
А что на самом деле собиралась делать «империя в лице Москвы»?
Москва продолжала имитировать полный контроль над ситуацией и затягивала введение чрезвычайного положения на всей территории Южной Осетии. Формально для такого решения требовалось согласие самой союзной республики, хотя конституция позволяла президенту страны внести в Верховный Совет СССР предложение о введении чрезвычайного положения в автономной области без согласия республиканского правительства. Для принятия решения требовалось большинство в две трети голосов. Но каждый раз, когда депутаты поднимали этот вопрос, решение упиралось в мнение Горбачева и руководства МВД. Так, на заседании ВС СССР 26 февраля 1991 года министр внутренних дел Б. Пуго сообщил о наращивании вооружений с обеих сторон, увеличении отрядов самообороны, о захвате заложников обеими сторонами, о нападении грузинских бандформирований под видом милиции на автоколонну, ехавшую в сопровождении войскового наряда. Сообщил, что с начала конфликта в Южной Осетии погибли 33 человека – 14 осетин и 19 грузин (ясно, что данных по сельским районам у министра не было). Но когда депутаты предложили ввести ЧП по всей области, он заявил, что все же стоит подождать итогов заседания парламента Грузии, проходившего в тот же день. А парламент – это Звиад Гамсахурдиа, впрочем, и государство – тоже он.
З. Гамсахурдиа изложил свою программу урегулирования «кризиса в Южной Осетии». Он обратился к осетинскому народу с требованием сдачи всеми незаконными военизированными формированиями оружия. Создания в Цхинвале «законной власти». При этом он подчеркнул, что прежние структуры упраздненной автономной области не будут допущены. Вместе с тем для осетин сохраняются все права культурной автономии, которыми они обладали во время существования области. Предусматривается проведение муниципальных выборов, создание префектур.
Ситуацию в России хорошо охарактеризовал Н. Назарбаев: «Несмотря на добрые намерения, положение блокировано борьбой за власть, идущей между двумя лагерями в лице Горбачева и Ельцина. Законы не работают из-за слабости Горбачева и его окружения».
Итак, Кремль тянул время по принципу «чем хуже, тем лучше», пытаясь склонить воевавшую с осетинами Грузию к подписанию Союзного договора. Это было очевидно. «Кремль решил с их помощью бороться с нами, помешать восстановлению нашей независимости. Кремль прямо заявил: „До тех пор пока вами не будет подписан Союзный договор, пока вы не примете участия в союзном референдуме, и в Южной Осетии, и в Абхазии у вас будут проблемы“. То есть продолжится кровопролитие. Об этом было сказано прямо. „События в Самачабло – карательная операция Кремля“, – сказал Звиад Гамсахурдиа на пресс- конференции в Тбилиси 13 марта 1991 года. Неизвестно, было ли об этом действительно сказано прямо, но именно на такие мысли наводило бездействие центрального руководства.
А между тем, шедший к власти Ельцин стремился упрочить имидж демократа и сразу открестился от Гамсахурдиа, почему-то в одном интервью назвавшего его «своим другом». В конце февраля ожидалась их встреча в Тбилиси, но Ельцин не приехал, ничем другим не мотивировав решение, кроме того, что он болен. Гамсахурдиа был уязвлен: «Я подозреваю, что здесь вмешались центр, КГБ. Вы знаете, что на Ельцина дважды совершалось покушение. Один раз в Испании, другой – в Москве. Не исключено, что была вероятность третьего террористического акта, потому он и перенес свой визит». Ельцин много ездил по России и всячески демонстрировал, «кто в доме хозяин». Не забыл он и о Северной Осетии.
23 марта 1991 года он побывал в поселке Сунжа, где после геноцида 1920 года жили южные осетины. Председатель Верховного Совета России встретился с беженцами из Южной Осетии в профилактории «Нарт», поздоровавшись с ними по-осетински:
На следующий день в селе Двани Карельского района Грузии была обстреляна группа спецназа ВВ МВД СССР, на месте преступления задержавшая пять грузинских боевиков, которые сожгли несколько домов в осетинском селе Велеби.
В подписанном протоколе встречи, в которой участвовало все руководство Северной Осетии, обе стороны использовали формулировку «бывшая автономная область»
Ахсарбек Галазов, председатель Верховного Совета СО АССР, участвовавший во встрече, объяснил это тем, что Гамсахурдиа настаивал на «Шида Картли» и «Цхинвальском регионе».
Что ж, Северная Осетия была в ожидании собственных тяжелых перемен – готовился к принятию закон о реабилитации репрессированных народов, по которому депортированные в свое время ингуши могли предъявить территориальные претензии к Северной Осетии на Пригородный район, где уже с 20-х годов XX века проживали потомки осетин, изгнанных из Южной Осетии грузинскими карателями, и беженцы новой