«Она» допела… Сене невмоготу было оставаться здесь еще. Он вскочил, глянул на часы…
— Я ж опаздываю! Елкина мать, у меня же дел полно еще!
— Уху-то, — сказала Валя.
— Не хочу, — сказал на ходу Сеня и вышел не оглянувшись.
— Хорошая песня, — похвалила Валя. — Душевная.
Иван встал с места, принялся ходить по избе.
— Сенька все видел.
Валя резко обернулась к нему… Ждала, что он еще скажет.
— Ну? Что дальше?
— Все. Отнял все-таки сумку-то… Встретил на дороге и отнял. Среди бела дня.
— Так… — Валя села на стул, положила руки на колени. — Жалко?
— Жалко.
— Что же теперь делать-то? Ограбил нищих — ни стыда ни совести, теперь хватай меня, догоняй этих нищих и отдавай обратно. — Валя насмешливо и недобро прищурила глаза. — А как же?
Иван остановился перед ней. Тоже резковато заговорил:
— А усмешка вот эта… она ни к чему! Больно мне, ты можешь понять?
— Нет, не могу. Ты куда приехал-то? К нищим, к темным… И хочешь, чтоб его тут понимали. Не поймем мы.
— Ну, и к черту все! — Иван обозлился. — И нечего толковать. Вас, я вижу, не тронь здесь: «Мы темные, такие-сякие»…
— Да не мы, а ты нас сюда жалеть-то приехал, болеть за нас.
— Значит, уехать надо!
— Уезжай, правильно. А то мы тут с жалобами полезли со всех сторон… с любовью. Обрадовались.
— Перестань так говорить! — резко сказал Иван. — Если не понимаешь, слушай, что другие говорят.
— Вот теперь понятно. — Валя встала, подошла к рукомойнику, сполоснула руки, вытерла их… И вышла.
Иван сел к столу, склонился на руки… Болезненно сморщился, скрипнул зубами.
— Ммх…
Встал, начал ходить.
Сеня пришел на берег родной своей бурной реки.
Река здесь врывалась в теснину, кипела, катила крутую волну. Купались в ней редко — холодно и опасно.
Неподалеку от деревни находился санаторий — белел издали поместьем.
Дул ветерок, похоже, нагоняло дождя. Река была вовсе неприветлива…
На берегу собрались туристы, отдыхающие… Смотрели на реку, бросали ей в рассерженную морду палки. Кто-то, глядя на эти палки, обнаружил такую закономерность:
— Смотри, чем дальше палка от берега, тем дольше ее не выбрасывает.
— Да.
— Простите, сэр, — это велосипед.
— Почему?
— Это давно известно. Корабли в шторм стараются уйти подальше от берега.
— Я думал не о законе как таковом, а о том, что это… похоже на людей.
— Сильные идут дальше. В результате: в шторм… в житейский, так сказать, шторм выживают наиболее сильные — кто дальше отгребется.
— Это слишком умно…
— Это слишком неверно, чтобы быть умным.
— Почему?
— Вопрос: как оказаться подальше от берега?
— Я же и говорю: наиболее сильные…
— А может быть так: наиболее хитрые?
— Это другое дело. Возможно…
— Ничего не другое. Есть задача: как выжить в житейский шторм? И есть решение ее: выживают наиболее «легкие» — любой ценой. Можно за баркас зацепиться…
— Это по чьему-то опыту, что ли?
— По опыту сильных.
— Я имел в виду другую силу — настоящую.
— Важен результат…
В этот момент Сеня появился на берегу.
— Освежиться, что ли, малость! — сказал он.
— Куда вы? — удивились очкарики. — Вы же простынете! Вода — пять градусов.
— Простынете…
Сенька даже не посмотрел на очкариков. (Там была девушка среди них, Сеня на них на всех обиделся.) Снял рубаху, штаны… Поднял большой камень, покидал с руки на руку — для разминки. Бросил камень, сделал несколько приседаний и похромал волнам навстречу. Очкарики смотрели на него.
— Остановите его, он же захлебнется! — вырвалось у девушки. (Девушка еще и в штанах, черт бы их побрал с этими штанами. Моду взяли!)
— Здешний, наверно.
— По-моему, он к своим тридцати шести добавил еще сорок градусов.
Сенька взмахнул руками, крикнул:
— Эх, роднуля! — И нырнул в «набежавшую волну». И поплыл. Плыл саженками, красиво, пожалуй, слишком красиво — нерасчетливо. Плыл и плыл, орал, когда на него катилась волна:
— Давай!
Подныривал под волну, выскакивал и опять орал:
— Хорошо! Давай еще!..
— Сибиряк, — сказали на берегу — Все нипочем.
— Верных семьдесят шесть градусов.
— …авай! — орал Сеня. — Роднуля!
Но тут «роднуля» подмахнула высокую крутую волну… Сеня хлебнул раз, другой, закашлялся… А «роднуля» все накатывала, все била наглеца. Сеня закрутился на месте, стараясь высунуть голову повыше. «Роднуля» била и била его холодными мягкими лапами, толкала вглубь…
— …сы-ы! — донеслось на берег. — Тру-у-сы спали-и!.. Тону!
Очкарики заволновались.
— Он серьезно, что ли?
— Он же тонет, ребята!
— Э-эй! Ты серьезно, что ли?!
— Да серьезно, какого черта!..
— …у-у — орал Сенька. Он серьезно тонул. Видно было, как он опять хлебнул… Скрылся под водой, но опять выкарабкался. Но больше уже не орал.
— Лодку! Лодку!.. — забегали на берегу. — Эй, держись!
Побежали к лодке, что лежала метрах в ста отсюда и далеко от воды. Но кто-то разглядел:
— Она примкнута к коряге.
— Черт, утонет ведь! Еще хлебнет пару раз…
— Ребята, ну что же вы?! — чуть не плакала девушка в штанишках.
Голова Сеньки поплавком качалась в волнах, скрывалась из виду; опять появлялась… И руками он теперь взмахивал реже.
— Ребята, ну что вы?!
