Она на мгновение задумалась.
— На самом деле точного ответа не существует, Бред. Я не знаю, что я чувствую.
— А я знаю, что я чувствую, — уверенно произнес я.
— Это другое, — без задержки сказала она. — Вы — мужчина. Вы иначе относитесь ко многому. Некоторые вещи не имеют для мужчины такого большого значения, как для женщины.
— Вы так считаете?
Я выбросил сигарету в окно, взял Элейн за плечи и притянул к себе. Потом поцеловал.
Ее губы не двигались, и все же они не были абсолютно застывшими; они не казались ни холодными, ни горячими; они не целовали меня, но все же отвечали на мой поцелуй.
Потом я посмотрел на лицо Элейн. Ее широко раскрытые глаза глядели на меня.
— Я хотел поцеловать тебя с первой минуты нашего знакомства.
Она чуть отодвинулась к двери и взяла сигарету. Я протянул ей зажженную спичку. Элейн сделала глубокую затяжку и откинула голову на подголовник. Она не смотрела на меня.
— При жизни Дэвида я ни разу не взглянула на другого мужчину. А он — на другую женщину.
Ее глаза были печальными, задумчивыми. Я молча наблюдал за Элейн.
— Во время войны, — продолжала она, — мы надолго расставались. Ты помнишь Вашингтон тех лет. Все помешались на сексе. Меня от этого тошнило.
Я по-прежнему молча смотрел на нее.
— И сейчас тошнит, — медленно произнесла Элейн.
Она посмотрела мне прямо в глаза. Лицо ее было подчеркнуто бесстрастным. Я выдержал ее взгляд.
— Ты по-прежнему любишь своего мужа? — спросил я.
Она опустила ресницы, спрятав глаза. Ее голое был полон страданий.
— Это нечестный вопрос. Дэвид умер.
— Но ты-то жива, — безжалостно заявил я. — Ты уже не ребенок, а взрослая женщина. У тебя есть потребность...
— В мужчинах? — перебила меня Элейн. — В сексе? — Она тихо засмеялась. — Думаешь, это важно?
— Важна любовь, — ответил я. — Любить и быть любимым — это потребность каждого человека.
Ее глаза снова встретились с моими.
— Ты хочешь сказать, что влюблен в меня? — недоверчиво спросила она.
Я задумался на мгновение.
— Не знаю, — медленно ответил я. — Возможно. Точно не знаю.
— Тогда что ты хочешь сказать, Бред? Почему тебе не сказать честно мне и себе, чего ты хочешь на самом деле?
Я смотрел на свои руки, избегая ее взгляда.
— Сейчас я знаю лишь одно — я хочу тебя.
Она молчала. Я поглядел на Элейн; забытая сигарета тлела в ее пальцах.
— Я захотел тебя тотчас, как увидел в первый раз.
Не знаю, что это такое, почему это произошло. Но я никого в жизни не желал так сильно, как тебя.
Ее лицо застыло.
— Бред, — тихо произнесла она.
Я повернул голову и поцеловал Элейн. Теперь ее губы ожили, они не казались холодными. Они были мягкими, нежными и немного дрожали. Я обнял ее. Наш поцелуй длился так долго, насколько у нас хватило дыхания.
Она положила голову на мою руку. Ее глаза ласково поглядели на меня. Они были бездонными, живыми, добрыми.
— Бред, — прошептала Элейн.
Я снова поцеловал ее.
— Да, Элейн?
Ее губы зашевелились.
— Давай не будем такими, как все. Не делай ничего такого, о чем ты пожалеешь.
— До сих пор, — торопливо заметил я, — мы говорили только обо мне. А как насчет тебя? Чего хочешь ты?
— Мои желания не столь важны, как твои, Бред, — вполголоса ответила она. — Ты можешь потерять нечто большее, чем я.
Я промолчал. Мне было нечего возразить Элейн.
Она снова заглянула мне в глаза.
— Как ты относишься к своей жене, Бред? Ты ее любишь?
— Конечно, люблю, — быстро ответил я и, почувствовав неловкость, добавил:
— Столь долгий брак, как наш, невозможен без любви.
— Тогда зачем тебе я, Бред? — тихо, без враждебности в голосе спросила она. — Тебе стало немного скучно?
Ищешь приключения? Новой победы?
Я в упор посмотрел на нее.
— Это нечестно. Я уже сказал — не знаю. Я не знаю, что за искра проскакивает между мужчиной и женщиной. Я никогда прежде никем не увлекался. Был слишком поглощен работой.
Я знаю, что хочу тебя, что мы можем дать друг другу нечто такое, чего еще не было ни в твоей, ни в моей жизни. Не спрашивай меня, откуда мне это известно — я не сумею объяснить. Не стану говорить, что не могу жить без тебя. Я могу жить без многого, что я не в силах получить. Это я тоже знаю.
Жизнь состоит из множества разочарований, но человек мирится с ними, как бы велики они не были. Скажу лишь одно — сейчас мне бы не хотелось заставить себя отказаться от тебя.
На ее губах появилась слабая улыбка.
— Ты честен, Бред. Другие мужчины пообещали бы нечто большее.
— Честность — единственная роскошь, сохранившаяся в нашем обществе, и подчас она обходится чрезвычайно дорого.
Она достала из золотого портсигара новую сигарету и зажгла ее; в глазах Элейн заплясали огоньки.
— Отвези меня в гостиницу, Бред, — попросила она.
Я медленно повернул ключ в замке зажигания. Когда мотор заурчал, я вырулил со стоянки и направился в город. По дороге мы не обменялись ни единым словом.
Остановив автомобиль возле отеля, я повернулся к Элейн.
— Я увижу тебя снова, Элейн?
— Не знаю. Бред. Не знаю, следует ли нам встречаться.
— Ты боишься меня? — спросил я.
Она покачала головой.
— Ты странный человек. Бред. Нет, я тебя не боюсь.
— Ты боишься, что влюбишься в меня?
— Нет. Этого я не боюсь, — твердо ответила Элейн. — Мне нечего бояться.
Открыв дверь, она вышла из машины. Снова посмотрела на меня.
— Но тебе, Бред, следует подумать. Ты не свободен и можешь осложнить себе жизнь.
— Это мои проблемы, — быстро отозвался я. — Мы еще увидимся?
— Прислушайся к моему совету, Бред, — мягко Сказала она. — Подумай обо всем.
— А если, сделав это, я все же захочу тебя увидеть? — настаивал я.
Она пожала плечами.
— Не знаю. Посмотрим. Спокойной ночи, Бред.
Элейн медленно направилась к гостинице.
— Спокойной ночи, Элейн.
Я проводил ее взглядом. Она вошла в гостиницу и скрылась в холле. Я включил скорость.
