пустыню.
Она вышла на балкон и встала за его спиной. Он не повернулся. Она подошла к нему ближе и, просунув руки ему под мышки, обхватила его грудь, положив голову на его голую спину.
— Скоро наступит утро, — сказала она.
— Я знаю, — ответил он.
Она прижалась губами к его плечу.
— У тебя гладкая кожа, чистая и нежная. Иногда я удивляюсь, откуда берется вся эта неистовая ярость в гонках. Я не встречала человека, который походил бы на тебя.
Он засмеялся и обернулся к ней.
— Должно быть, таким меня сделали вина, которые я выпил, будучи мальчишкой. Считается, что вина Сицилии хорошо действуют на кровь и кожу.
Она посмотрела ему в лицо. В нем было что-то такое, чего она никогда не сможет понять.
— Когда мы занимаемся любовью, почему ты всегда твердишь, что умираешь? — заинтересованно спросила она. — Что за странная вещь, говорить об этом в такой момент.
Он улыбнулся.
— Мы, итальянцы, так это называем. Маленькая смерть.
— Почему? — спросила она. — Когда все внутри тебя раскрывается и как бы заново рождается, почему ты говоришь, что это похоже на умирание?
Улыбка сбежала с его губ.
— Разве это не так? Разве каждое рождение не является началом смерти? Ты не чувствуешь эту боль?
Она покачала головой.
— Нет. Только возрастающую радость. — Она посмотрела в его глаза. — Возможно, в этом заключается разница между нами. Возможно, именно поэтому, даже когда ты наиболее близок мне, я чувствую, что какая-то часть тебя далека от меня — в том мире, о котором я ничего не знаю.
— Глупости, — сказал он.
— Нет, правда, — быстро ответила она. — Так ты смотрел, когда несли мимо нас этого мужчину. В какой-то миг я почувствовала себя тобой, как раз в той комнате, где находились все эти люди. В следующий момент они прошли мимо, и ты исчез. Он был мертв, верно?
Он взглянул на нее. , — Почему ты так считаешь?
— Он был мертв, — прошептала она. — Я это поняла по выражению твоего лица. Ты знал. Больше никто не знал, но ты знал.
— Что за глупости ты говоришь, — сказал он небрежно. — Как я мог знать? Она покачала головой.
— Не знаю. Но у тебя было такое же выражение лица, как тогда, когда ты вышел из здания в первый день нашего путешествия. Потом, в самолете, мы развернули газеты и прочитали об убийстве человека в здании суда, у которого мы остановились.
Она склонила голову на его грудь и не увидела, как на его лице медленно появляется напряженное выражение.
— Мне не нужно читать завтрашние газеты, чтобы узнать, что этот человек внизу убит. Я могу это чувствовать. Интересно, как будет в Майами? — сказала она.
Чезаре подумал, может ли она чувствовать, как начинает глухо биться сердце по всей его плоти. Он постарался, чтобы его голос звучал как можно более непринужденно:
— Как всегда. Солнечно и тепло. Она посмотрела ему в глаза.
— Это не то, что я имела в виду, дорогой. Я подумала: неужели там тоже кто-то умрет?
Пелена спала с его глаз, и она глубоко заглянула в них.
— Люди умирают везде и каждый день, — сказал он.
Она почувствовала себя почти загипнотизированной.
— Ты случайно не Ангел смерти, дорогой?
Он неожиданно рассмеялся, а его глаза вновь покрылись пеленой.
— Что ты говоришь, это же несерьезно.
— Нет, конечно, — заговорила она медленно. — Просто однажды мне попался рассказ о девушке, которая полюбила Ангела смерти.
Его рука обхватила ее голову и прижала теснее к своей груди.
— И что же случилось с ней? — спросил он.
Он чувствовал, как ее губы коснулись его груди.
— Она умерла. Когда он понял, что она знает, кто он, Ангел смерти был вынужден взять ее с собой. — Она подняла голову, посмотрела на него и неожиданно спросила:
— Ты возьмешь меня с собой, Чезаре?
Его рука сжала прядь ее длинных спадающих на плечи волос и повернула ее голову так, чтобы она могла видеть его.
— Я возьму тебя с собой, — сказал он и грубо впился в ее губы.
Свободной рукой он сжал ее грудь и почувствовал затрудненное из-за боли дыхание. Она сумела отвернуть от него лицо и громко крикнула:
— Чезаре! Ты делаешь мне больно! Он нагнул ее лицо к своей голой груди и стал медленно водить ее голову по расширяющемуся кругу, не ослабляя давления на грудь. Услышал, как она тихо застонала, и внутри него начал нарастать стремительный поток. Круг стал шире, теперь она, медленно опустившись на колени, стонала беспрерывно.
Он стиснул ее сильнее, и ,она громко вскрикнула:
— Чезаре! Прекрати, пожалуйста, прекрати! Больно, я больше не могу выносить эту боль!
Сейчас он улыбался. Внутри него бушевала сила. И жизнь. И смерть. Казалось, его голос донесся откуда-то издалека:
— Настало время, чтобы ты узнала, моя дорогая, каким исключительно приятным может быть ощущение боли.
— Не надо, Чезаре, не надо! — Ее тело начало сотрясаться в диких конвульсиях. — Я не могу переносить эту боль! Я умираю!
Он взглянул на нее сверху вниз и вдруг отпустил. Она почти упала, потом обхватила его бедра и повисла на нем, рыдая.
— Чезаре, я люблю тебя! Я люблю тебя!
Глава 8
Майами-Бич — солнечный город, построенный на бесплодной полоске песка вдоль побережья Флориды. Каждый год в результате искусственного оплодотворения капиталом он рождает по одному новому отелю. В нынешнем году им стал “Сен-Тропез”.
Расположенный недалеко от “Фонтенбло” и “Иден Рок”, выстроенный в архитектурном стиле, отдаленно напоминающем картину Пикассо с изображением дворца в Монте-Карло, “Сен-Тропез” всеми своими одиннадцатью этажами устремлен в безбрежное голубое небо.
Жители Флориды, которые судят о красоте по размерам платы за номер, называют его самым красивым из существующих отелей. Плата за номер составляет здесь восемьдесят долларов в день.
Отель владеет полоской морского берега шириной в десять футов, на которой никогда никого не видели, за исключением туристов в мертвый сезон. При нем имеется бассейн в форме листа клевера — как утверждают, самый крупный из когда-либо построенных. Он полностью окружен четырьмя рядами домиков для переодевания, расположенных так, что они напоминают места на трибуне стадиона и не загораживают друг другу солнце. Каждый домик располагает ванной и телефоном, карточным столиком, креслами и небольшим холодильником.
К трем часам пополудни в каждом домике полным ходом идут азартные игры. Игроки, как правило, сидят в шортах и купальных костюмах, защищенные от солнца, на которое они не желают тратить время. А вокруг бассейна на длинных деревянных шезлонгах располагаются почитатели солнца, их тела блестят от масла и лосьонов, они стараются на всю катушку использовать содержимое своих набитых бумажников.
Сэм Ваникола стоял у окна в своем номере в “Сен-Тропезе”, глядя вниз на бассейн. Это был крупный мужчина. Даже будучи неопытным юнцом, выполнявшим поручения Лепке в Бруклине, он выделялся
