оставил.
Это было нелегкой задачей. Его отец Орест позаботился о том, чтобы клеймо скандального происхождения осталось на его сыне навсегда, чтобы всю свою жизнь он прожил известным всей Англии как незаконнорожденный граф Сент-Обин. И, как будто ему мало было этого унижения, отец отнял у сына единственного человека, в родстве с которым тот был уверен, – его мать Элизабет, которую Орест застрелил спящей.
Единственным достойным поступком в жизни Ореста было то, что после этого он, направил пистолет против себя самого и покончил со своим никчемным существованием.
Коснувшись пятками боков лошади, Адриан по узкой, заросшей тропинке направил ее вниз с холма.
Мысли об отце испортили ему настроение, и он глубоко вздохнул, пытаясь остановить нахлынувший на него гнев. Позади него, в зарослях, раздался треск. Схватившись за пистолет, он обернулся и увидел белохвостую олениху, выскочившую из высокого кустарника и скрывшуюся в чаще леса.
Адриан дал ей спокойно убежать и спрятал пистолет.
В последнее время он охотился не за оленями, а за этими проклятыми браконьерами, досаждавшими Кулхевену.
Теперь он не спеша ехал вдоль края леса, его конь время от времени срывал пучки высокой сочной травы. растущей по обочине узкой извилистой тропинки. И вдруг Адриан услышал звук, нарушивший царящую вокруг идиллию.
– Тихо, Хугин, – прошептал он гигантскому черному жеребцу, которого назвал по имени одного из воронов, от которых верховный скандинавский бог Один черпал свою мудрость. Затем медленно натянул поводья и прислушался.
До его ушей донесся плеск воды, но не естественное журчание текущего потока, а чего-то или кого-то, двигающегося по воде. Он взглянул на деревья, из-за которых доносились эти звуки. Не предполагая существования там какого-либо водоема, он снова прислушался.
Тишина.
Он слез с седла, бросил поводья на землю, давая Хугину возможность попастись, и вытащил пистолет из седельной кобуры. Потом двинулся по направлению к деревьям, не производя обутыми в сапоги ногами ни малейшего шума.
Как только Адриан вошел в подлесок, плеск воды возобновился с новой силой. Ему захотелось поймать браконьеров врасплох. Годы воинской тренировки давали ему уверенность, что, несмотря на его большой вес, его никто не услышит. Он двигался медленно и легко, стараясь не спугнуть браконьеров и поймать их за установкой одной из этих проклятых ловушек. Только за последнее время Адриан потерял несколько овец и кобылу с жеребенком, а всего лишь вчера одна из его лучших охотничьих собак охромела – ее нога была искалечена железными челюстями капкана.
Остановясь у края зарослей, Адриан одетой в перчатку рукой отвел в сторону густую ветвь. На незначительном расстоянии от себя он увидел небольшое озерцо, вода которого поблескивала в лучах солнца, проникающих сквозь разрыв в густой листве деревьев. Местечко было замечательным, и он удивился, почему не наткнулся на него раньше. На противоположном от него берегу озерка, в тени могучего дуба, лежали два покрытых мхом, древнего вида валуна. На них виднелся какой-то необычно окрашенный предмет, выглядевший здесь совсем не к месту и поэтому привлекший его внимание.
Может быть, это своего рода маскировка для одной из браконьерских ловушек?
Адриан двинулся было вперед и вдруг заметил что-то движущееся прямо под поверхностью воды.
Он замер.
Из воды, как богиня Афродита из пенящегося моря близ острова Кифера, показалась огненноволосая женщина. От потряс головой в надежде избавиться от этого наваждения, но женщина – несомненно, просто призрак, предмет воображения – не исчезла. Сначала на поверхности появились ее плечи, точеные бедра, округлые ягодицы, затем стройные ноги, сужающиеся к изящным лодыжкам. Мокрые волосы, липнувшие к белоснежной спине, достигали поясницы.
Ошеломленный и онемевший, Адриан смотрел, как она, выйдя на берег, взяла лежащий на валуне цветной предмет и начала энергично вытирать свои густые темно-красные волосы, пока они свободно не распустились по всей спине.
Боже милостивый, она была так красива, что от одного взгляда на нее глазам становилось больно. Он отступил под прикрытие деревьев, стараясь не упускать из виду ни одного дюйма белоснежного тела. Ее груди были округлыми, с розовыми сосками, но не слишком большие, как будто специально предназначенные под размер мужской ладони. От тонкой талии соблазнительно изгибались бедра. Ниже темно-красных завитков в месте соединения бедер начинались точеные стройные ноги, казавшиеся бесконечными.
Как бы почувствовав чужое присутствие, женщина отвернулась, и Адриан ощутил, как бьется его сердце Даже не бьется, а отчаянно колотится. При виде ее, подобно лесной нимфе стоящей во всем великолепии своего обнаженного тела, его пронзило мгновенное, почти болезненное желание. В горле пересохло, как у портного Тома, глазеющего на прекрасную леди Годиву Адриан представил себя стоящим перед ней, привлекающим ее на себя, представил, как они падают вместе в кристально чистую воду. Как ее груди – почему-то он был уверен, что их кожа нежна, как шелк, – заполняют его ладони, как он берет их в рот, как его плоть погружается в нее, как ее нежная горячая плоть окружает его и он растворяется в ней. Представил, как пробегает языком по этому прекрасной формы животу, и вкус этой белоснежной кожи.
И чуть не застонал вслух.
Девушка, это прекрасное создание, без сомнения, являющееся лесной феей, наклонилась, и Адриану показалось, что она вот-вот взлетит – настолько грациозны были ее движения. Потом подняла руки и натянула цветной предмет, простое платье голубого цвета, на голову, полностью скрыв под ним свое тело. Черт побери!
Запустив пальцы в волосы, она расчесала ими начинающие подсыхать локоны, каждый из которых вспыхивал подобно языкам пламени. Казалось, что от прикосновения к ним можно обжечься. Интересно…
– Милорд!
Адриан оторвался от своих мыслей.
