— Понимаете, нам на этой улице делать нечего, — объяснил хозяин. — Это старый квартал, в нем никто и не живёт. Там только сараи, склады всякие и все еле держится.
Хозяйка принесла стакан и налила в него коричневатую жидкость, которая называлась кофе.
Жозэ выпил глоток и посмотрел сквозь витрину на улицу. Шёл мелкий дождик.
— Может, вам нужна комната? — спросила хозяйка, взглянув на чемоданчик, который Жозэ поставил на пол рядом с собой.
— Пожалуй…
— Мы можем вам дать с окном на улицу. Она только что оклеена обоями.
— Вы уже начали ремонт?
— Пока только самое необходимое. Дом ведь очень старый. — У неё были добрые, глубоко посаженные карие глаза и тонкие черты лица, но в уголках рта уже появились морщинки.
Видимо, здесь хозяйничала она. Толстячок изредка бросал на неё боязливо-почтительный взгляд.
— Должно быть, эта история взбудоражила весь квартал, — сказал Жозэ.
— Ещё бы! — ответил хозяин. — Приходили жандармы и даже сам комиссар…
— Вы его знали?
— Кого? Комиссара?
— Нет, букиниста, старика Мюэ?
— Нет, мы его не знали. Мы же здесь недавно.
— А покупатели у него были? На что он жил?
— Сам не понимаю, — проговорил хозяин, качая головой.
— Он торговал не только книгами, — принялась рассказывать хозяйка. — — Он продавал ещё всякие старинные вещи. Покупателей у него, наверное, было не густо.
— Она повернулась к мужу. — Мосье Рессек, кажется, ходил туда время от времени?
— Мосье Рессек?
— Ну да, он преподаёт в коллеже и живёт у нас. Если придёте обедать, вы его увидите.
Жозэ встал.
— Я оставляю у вас чемоданчик и приду к вам ночевать… А что преподаёт мосье Рессек?
— Он учитель истории. Но он такой молчаливый… — Хозяйка рассмеялась и снова ушла за стойку.
С улицы донёсся шум машин. Кабатчик подошёл к двери и откинул занавеску.
— Это, кажется, они…
— Кто? — спросил Жозэ.
— Из суда, кто же ещё! Они приехали, чтобы установить… Тело отнесли в мэрию.
Жозэ уже раньше довелось побывать в Муассаке. Он тогда любовался порталом монастыря Сен-Пьер, великолепным образцом архитектуры, в котором сочетались романский и готический стили. Но в то утро ему было не до скульптур святых.
Его интересовали прежде всего улица Кабретт и старый дом, где был убит Гюстав Мюэ. Жозэ повернул налево, как ему указал приземистый толстяк с итальянским акцентом, и вскоре увидел улочку, которую искал: она извивалась между жёлтыми и серыми древними домишками.
Дождь продолжал идти. Мелкий, холодный, нескончаемый. Он явно зарядил на весь день.
На углу улочки стояли три машины: синяя, чёрная
Около машин расхаживал жандарм.
Когда журналист проходил мимо, жандарм вопросительно взглянул на него и шагнул в его сторону, с намерением остановить незнакомца. Жозэ сделал вид, что не заметил этого, и углубился в улочку.
Метров через тридцать стоял ещё один жандарм.
Репортёр шёл вдоль облезлых домов, улочка казалась нежилой. Деревянные двери с выбитыми филёнками, закрытые ставни, ржавые ворота, опутанные густой паутиной.
Наверху, из чердачных оконцев, торчали пучки сена. Жозэ миновал низкий забор, за которым виднелся двор, заваленный железным ломом, и вышел в тупик; по обе стороны возвышались глухие стены. Лавка находилась в домике, который замыкал тупик.
Жозэ остановился и с любопытством посмотрел вперёд. У домика букиниста стояла группа людей в плащах. Входная дверь была открыта.
Здесь тоже стоял жандарм. Он вопросительно задрал подбородок и приблизился к Жозэ. Тот показал ему своё удостоверение. Жандарм удовлетворённо опустил голову.
— А кто эти люди? — спросил репортёр.
— Прокуратура, — помедлив, с певучим местным произношением ответил жандарм. — Из газет там всего двое. А вы не стесняйтесь, подходите.
Жозэ сделал шаг, но тут же обернулся к жандарму:
— Это следователь Рамонду?
— Да, Рамонду, — восторженно подтвердил жандарм.
— Ах так!
Репортёр подошёл к низенькому мужчине с бородкой, который тщательно обследовал вход в коридор.
Услышав чьи-то шаги, следователь, которого до сих пор было видно только в профиль, резко повернулся на каблуках и скорчил гримасу, которая означала улыбку.
— Мосье Рамонду, — обратился к нему Жозэ, — я осмелился вас побеспокоить, чтобы приветствовать. Надеюсь, вы меня узнали?
Следователь протянул ему руку.
— Черт побери, конечно, узнал, но не могу сказать, чтобы у меня ваше появление вызвало восторг.
Теперь уже Жозэ кисло улыбнулся.
— Почему же? — удивлённо спросил он.
— А очень просто, раз вы здесь, значит, дело серьёзное, и мы не скоро его распутаем. Ну, ладно… — И, обернувшись к остальным, он представил:
— Познакомьтесь, Жозэ Робен — известный парижский репортёр, специалист по уголовным делам. А это — секретарь суда и двое ваших собратьев — корреспонденты местных газет. Да, опять из Парижа вы первым примчались, мосье Робен. Ну а теперь, господа, за работу… Где комиссар?
Следователь ничуть не изменился. Жозэ встретился с ним впервые года три тому назад, во время следствия по одному делу. Таким он остался у него в памяти — нервный, подозрительный, во все сующий свой нос… Суетливые руки, живой взгляд и взъерошенная бородка.
— Комиссар, я вас слушаю, — сказал следователь.
Комиссар, спокойный тучный мужчина лет тридцати, показав рукой на лавку, доложил:
— Ну так вот, после того, как была проведена констатация, все осталось в том же положении. Дверь, вот так же как сейчас, была приоткрыта, вернее полузакрыта.
Как вам известно, бакалейщица из соседней лавки, недоумевая, почему старик не пришёл за молоком, отправила свою дочь узнать. Девочка толкнула дверь в коридор.
В глубине она увидела труп, испугалась и со всех ног бросилась к матери.
— Значит, дверь даже не была плотно закрыта? — спросил следователь.
— Так точно. Девочка это подчеркнула. Она только чуть толкнула дверь, чтобы войти.
Жозэ, отойдя на несколько шагов, внимательно рассматривал лачугу. Одноэтажный домишко. Планировка очень простая. В центре коридор, слева лавка, справа квартирка: одна комната и кухня. В кухне квадратное окно, покрытое пылью, слева дверь лавки и витрина, за которой виднелись стопки сильно потрёпанных книг.
— Ну, а дверь в лавку? — спросил следователь.
— Она была заперта, как сейчас. Ручка находится внутри.
— Непривлекательная картина, — процедил сквозь зубы Рамонду. — Пройдёмте-ка внутрь.
В этот момент к ним подбежал один из жандармов. Он протянул следователю записку и, запыхавшись, сказал:
— Телефонограмма от прокурора из Монтобана.
— Что ещё стряслось? — воскликнул следователь, разворачивая листок. — Эге!
Что такое?
