Убийце — Гонкуровская премия

Жюль почтительно кивнул головой, пригласил посетителя в свою комнатушку и предложил присесть.

— Спасибо, — сказал Симони и, широким жестом раскинув свою накидку, сел на стул.

Голос у него был низкий, и говорил он медленно, с расстановкой, словно заикаясь, но он не заикался и не нервничал. У него были крошечные карие глаза и неподвижный взгляд. После каждой фразы он наклонял голову и запахивал свою зеленую накидку.

Некоторое время Гастон Симони был один, потом вернулся Жюль и сказал:

— Мосье, прошу вас.

Он провёл Симони в самый конец коридора, в кабинет Жозэ Робена, небольшую комнатку с очень скромной обстановкой — стол, шкаф для бумаг с дверцей-шторкой и два соломенных кресла.

— Мосье Робен? — медленно спросил Гастон Симони.

Жозэ кивнул головой и пододвинул посетителю кресло. Незнакомец протянул ему руку.

— Очень рад с вами познакомиться, мосье Робен, и прошу прошения, что побеспокоил вас в такой поздний час. Но…

Жозэ предложил гостю сигарету, но тот отказался.

— Должно быть, вы догадываетесь о цели моего визита. Я пришёл в связи с этим злосчастным делом…

— Очень польщён, — ответил Жозэ, — признаюсь, я никак не ожидал, что буду иметь счастье увидеть вас здесь сегодня вечером!

Гастон Симони с утомлённым видом покачал головой.

— Я знаком с вашим творчеством, — продолжал Жозэ, — и искренне восхищаюсь им.

Признаюсь, я редко читаю стихи, но…

— Не будем сегодня обсуждать мои стихи, — прервал его Симони. — Я счастлив, что вам они нравятся, но, к сожалению, я пришёл к вам побеседовать о произведении другого автора.

— О Молчании Гарпократа? — тихо спросил репортёр.

— Да, мосье. Вам уже известна эта печальная история. Вам я могу признаться, что чувствую себя отчасти виноватым.

Жозэ нахмурился.

— Да, да. Ведь это я толкнул нескольких своих коллег голосовать за… за этого Дубуа, дьявол бы его побрал. Вы, может быть, слышали, какая обо мне слывёт молва?

Меня считают брюзгой, нелюдимым. Я ненавижу всю так называемую литературную кухню, все эти рекомендации, интриги, комбинации, которые так любят некоторые из нас. Когда я получил эту рукопись и прочёл её — я ведь читаю все произведения, которые мне присылают, — я подумал: это настоящий роман, вот наконец автор, который не пошёл по проторённой дорожке.

Гастон Симони понизил голос и посмотрел в глаза собеседнику:

— Ужасно, мосье, но Молчание Гарпократа — истинный шедевр. Превосходный роман…

— В общем, — сказал Жозэ, — вы отстаивали безвестного человека, начинающего писателя. Это делает вам честь.

— Правильно, мосье, но теперь вы знаете, что за этим последовало. Мосье Дубуа не пожелал явиться. И все мы, и я в том числе, стали посмешищем литературных кругов. Тем более, и это не секрет, Воллар-то считал, что премия уже у него в кармане. Воллар — очень тщеславный юноша и был убеждён, что получит большинство…

Все, казалось, было решено, понимаете? Но я счёл нужным разрушить его планы. Я ведь тёртый калач в подобных дебатах. И я добился большинства голосов за Дубуа.

Такой прекрасный роман, шедевр… Ну, я отвлекаюсь… Так вот, как я вам уже сказал, я настоял на своём. К сожалению!

— Но ещё не все потеряно, — заметил Жозэ, стряхивая пальцем пепел со своей сигареты.

— Вы так думаете, мосье Робен? Я был бы счастлив, если б вам не пришлось отказаться от своих слов.

Жозэ удивлённо взглянул на Симони. Человек в зеленой накидке нагнулся к нему.

— Это правда, что ваша газета намеревается дать шесть колонок под шапкой об убийстве, которое будто бы описано в Молчании Гарпократа?

— Откуда вы узнали? — спросил Жозэ.

— Значит, это правда. — Симони тяжело вздохнул. — Мне даже известно, что вы печатаете мой портрет на фоне силуэта мифического лауреата.

— Откуда вы узнали? — снова спросил Жозэ.

Поэт заёрзал в кресле. Казалось, что ему не по себе. Он вытащил из глубины своей накидки руки и стал возбуждённо размахивать ими.

— Откуда? Я вам отвечу, как в детективном романе: мне позвонил сам убийца.

— Что? — подскочил Жозэ.

Симони спрятал было руки в складках накидки, но тут же вынул их и пригладил свои усы длинным указательным пальцем с выпуклым пожелтевшим ногтем.

— Сейчас я сидел у себя дома, и вдруг раздался телефонный звонок. Сначала я решил не брать трубки, у меня даже мелькнула мысль, не отвечая, нажать на рычаг.

После такого дня хотелось побыть в тишине, посидеть спокойно. За вечер меня уже несколько раз вызывали мои собратья по перу, журналисты, приставали ко мне со всякими вопросами и предложениями в связи с этим проклятым романом. Как вы понимаете, я всех посылал к дьяволу. Да, так вот, телефон продолжал настойчиво звонить. Ну а я, понимаете ли, со дня на день жду рождения внука. Мой сын живёт в Бордо, и я… Короче говоря, я ответил и услышал какой-то странный голос. Я сразу же решил, что кто-то меня разыгрывает. Мой собеседник, видимо, боялся, что я не стану разговаривать, он сразу представился как автор романа Молчание Гарпократа и тут же сообщил мне ряд подробностей об этом произведении.

— Какие подробности? — спросил Жозэ, очень внимательно слушавший рассказ.

— Ну, словом, он доказал мне, что хорошо знаком с романом. Во мне проснулось любопытство. Мой собеседник процитировал мне первую и последнюю фразы романа.

Когда он понял, что я готов его слушать, он заявил, что преступление, описанное в романе, только что совершено в действительности… Вы представляете себе, как я был поражён?! Я не удержался и принялся его расспрашивать. Он отвечал мне без всякой заминки. По его словам, букинист, убитый в Молчании Гарпократа, — не вымышленный герой, а реально существующий… вернее — существовавший человек.

Сообщение о его убийстве вот-вот появится в газетах. Оно напечатано в местной прессе.

Гастон Симони перевёл дыхание и продолжал:

— Мне казалось, что я сплю и мне приснился кошмар. Ведь этот телефонный разговор как бы завершал весь сегодняшний день. Не знаю, понимаете ли вы до конца моё положение. Поставьте себя на моё место. Да, а потом он заговорил о вас…

— Обо мне?

— Да, о вас, о Жозэ Робене, репортёре Пари-Нувель. Он даже подчеркнул, что вам известны некоторые детали этого дела и вы собираетесь ими воспользоваться, чтобы…

Жозэ медленно встал. Его лицо становилось все серьёзнее и внимательнее. Он бросил в пепельницу недокуренную сигарету и, опустив голову, принялся шагать вокруг стола.

— Он сказал мне, что вы — специалист по уголовным делам… Должен заметить, что я знал и раньше ваше имя…

— Спасибо, — поблагодарил Жозэ. — Так вы говорите, что голос звучал странно?

Что вы имеете в виду? Говорил мужчина или женщина?

— Не знаю, — неуверенно ответил Симони. — Фальцет. И очень неестественный.

Это-то и показалось мне странным, я никак не мог понять, мужской он или женский.

Репортёр вернулся к своему креслу, сел, но тут же снова вскочил и провёл ладонью по своим взъерошенным светлым кудрям.