что сходишь с ума. Я тебе уже говорила, что ты для меня ничего не значишь. Я могу делать все, что хочу!
Глаза Джона потемнели от гнева.
— Кэти, — очень мягко предупредил он, — это как раз тот случай, когда я посоветовал бы тебе не слишком распускать свой язычок. Ты должна ответить на мой вопрос. Он насильно обнял тебя?
— А что, если я скажу «да»? — с вызовом произнесла Кэти. — Ты мне поверишь? Там, на палубе, ты был готов подумать обо мне самое худшее.
— Я поверю тебе, — пробормотал Джон после долгой паузы. — Бог знает почему, но поверю.
— Отлично. Он обнял меня насильно. Ты удовлетворен? — ехидно спросила Кэти.
Джон опустил глаза на ее лицо, полное дерзкой решимости. Он мог убить ее, не сходя с места… Его пальцы медленно смыкались, покуда он не увидел, что к ее бледным щекам прилила кровь, и тогда они вдруг ослабли. Она сказала, что Гарри обнял ее насильно…
— Это правда? — спросил он, прожигая ее своим взглядом.
— Я уже все сказала. Мне казалось, ты говорил, что поверишь мне.
— Хорошо, хорошо. Я тебе верю. — Джон почувствовал, как невыносимая боль, сверлящая его внутренности, начала утихать. Он медленно разжал пальцы, сжимавшие ее горло, и опустил руки вниз. Затем он, прихрамывая, направился к койке. Он остановился, чтобы подобрать костыль, который обронил возле двери, и прислонил его к стенке у своей постели. Тяжело усевшись на матрас, спиной к Кэти, он вытянул ногу перед собой и с отсутствующим видом начал разминать пальцами свое раненое бедро. Девушка наблюдала за Джоном и потихоньку смягчалась. В конце концов, она хотела добиться его любви, и что, как не ревность, свидетельствовало о его усиливавшихся чувствах?
— У тебя сильно болит нога? — вырвалось у нее почти против воли.
Широкие плечи чуть колыхнулись
— Буду жить, — проворчал он, не обернувшись Затем, словно внезапно опомнившись, он напряженно добавил' — А раньше он к тебе приставал?
Кэти снова ощетинилась.
— Если ты хочешь знать, не спала ли я с ним, так и спроси.
— Считай, что я это спросил, — проворчал он, устремив на нее почти ненавидящий взгляд. Его серые глаза были полны болью, причиной которой, как внезапно догадалась Кэти, были его душевные страдания, а вовсе не раненая нога. Именно эти страдания разбудили в Джоне жестокость. Осознав это и вспомнив его рассказ о своей мачехе, Кэти почувствовала, что ее озлобленность испаряется. Стремительно прошелестев юбками, она пересекла каюту и опустилась на колени у его ног, накрыв его огромную загорелую руку своей ладошкой. Джон не стал отнимать руку, но его взгляд оставался настороженным.
— Джон, я никогда не знала другого мужчины, — начала она, водя глазами по его скептическому лицу. — И если ты помнишь, я сдалась тебе не по своей воле. Тебе пришлось брать меня силой, разве не так?
Это было так бесспорно, что Джон, чувствуя свою старую вину, не стал возражать, а ограничился быстрым кивком.
— Почему же ты думаешь, что кто-то другой может заполучить меня, только поманив пальцем? — серьезно спросила она. — Я не шлюха, чтобы ложиться в постель с первым встречным. Я воспитывалась как леди, в определенных нравственных принципах. Ты отнял у меня девственность, но не мои понятия о женской чести.
Джон наконец-то вздохнул с облегчением. Она говорила дравду. Она родилась и воспитывалась как леди и была девственницей, когда он ею овладел. Эта девушка не могла так быстро обзавестись уличными замашками. Резко очерченные губы Джона изогнулись в слегка виноватой улыбке. Кэти улыбнулась ему в ответ; ее глаза тепло заблестели. Что бы ни натворил Джон — или, скорее, они оба, — ее любовь к нему оставалась неизменной.
— Выходит, я опять должен перед тобой извиняться, — выдохнул Джон и поднес ее руку к своим губам. — Но ты не должна была мне лгать. Я сделал тебе очень больно, милая?
— Нет, — ответила Кэти. — Ерунда. Просто напугал меня до полусмерти.
— Вот уж не поверю, — пробормотал Джон, любовно разглаживая ее волосы, которые он откинул со лба. — Ты рычала на меня, как загнанная тигрица. Ты не испугалась ни капельки.
— Я не верила, что ты сможешь меня ударить. — Кэти томно потупила глаза. — Я не ошиблась?
Веселая улыбка стерла с его лица последние следы подозрительности.
— Ты об этом никогда не узнаешь, киска. Ладно, хватит этого вздора. Я хочу есть. Где мой ужин?!
— Да, сэр. Уже несу, хозяин, — в тон ему пошутила Кэти, мелко кланяясь, как китайский слуга. Джон наградил ее ласковым шлепком, и она отправилась распорядиться, чтобы Петершэм подавал ужинать.
До конца ужина они не возобновляли разговора о недавней ссоре. Когда Петершэм унес пустые тарелки и они снова остались одни, Джон уговорил девушку сыграть с ним партию в шахматы. Они расставили фигуры и сделали по нескольку ходов. Пока Кэти медлила над очередным ходом, нерешительно занеся руку над белой пешкой, Джон неожиданно спросил:
— Он приставал к тебе раньше? — Его голос звучал небрежно, и все его внимание, казалось, было приковано к шахматной доске.
— До сегодняшнего дня он меня не целовал, если ты это имеешь в виду, — ответила Кэти, двинув пешку наугад.
— И все-таки, он приставал к тебе? Хоть как-то? — настаивал Джон, испытующе глядя ей в лицо.
Кэти закусила губу. Ей не хотелось усугублять раздора между двумя мужчинами, однако она понимала, что на сей раз пришло время говорить правду.
— Гарри влюблен в меня, — сказала Кэти и затаила дыхание в ожидании нового взрыва.
— А ты… ты в него не влюблена? — Задавая этот вопрос, . Джон едва не зевал, но Кэти хорошо знала, что внутри у него
напряжен каждый нерв.
— А ты сам что думаешь? — внутренне ликуя, ответила она. Судя по всему, Джон был недалек от того, чтобы открыто признаться в любви. Однако ей надо тщательно скрывать свое торжество. Она совсем не хотела, чтобы он вообразил, будто она собирается манипулировать его чувствами. Джон не доверял женщинам, и если он увидит в ее поведении искусно расставленные сети, то его любовь может обернуться равнодушием или даже ненавистью.
Блеснув глазами, Джон сосредоточил свое внимание на игре. Он быстро ответил на ее ход и снова заговорил.
— Он тебя больше не побеспокоит, — только и сказал он, но за этим скупым обещанием Кэти угадывала бездну смысла.
Джон сдержал свое слово. Он следовал за ней словно тень, пока «Маргарита» не бросила якорь в бухте Лас-Пальмаса. Джон возобновил командование кораблем на следующее утро после своей стычки с Гарри, не прислушавшись к взволнованным увещеваниям Кэти. К тому времени, как разыгрался давно ожидаемый всеми шторм, Джон был почти здоров. Он немного прихрамывал, но был способен передвигаться по палубе без помощи костыля. Когда погода улучшилась и Кэти смогла вновь выходить из каюты, она старалась держаться на капитанском мостике — поближе к нему. Если Джону приходилось отлучаться на другую часть корабля, то блюсти ее неприкосновенность он поручал Петершэму. Эта ревностная бдительность и смешила и умиляла Кэти одновременно.
Первого августа «Маргарита» наконец появилась в родной гавани. Кэти уже настолько надоело море, что она с радостью оказалась бы в самой преисподней, лишь бы не испытывать день за днем утомительной качки. А Лас-Пальмас был по-настоящему чудесным местом. Она была очарована крохотным зеленым островком. Этот изумруд чистейшей воды был окаймлен голубой гладью безбрежного океана. Кокосовые пальмы, подарившие острову его имя, росли повсюду, и их листья, колыхаясь, издавали тихий мелодичный шорох. Белый песчаный берег в форме совершенного полумесяца подступал к самой опушке леса, а экзотические птицы, порхая среди пышной листвы, радовали взор девушки всеми цветами радуги. Весь воздух был пропитан терпким ароматом буйной тропической растительности.
Домик Джона стоял на невысоком утесе, нависавшем над прибрежной полосой песка, и находился примерно в четверти мили от кучки крытых тростником хижин одного из немногих селений на острове. Этот
