изменилось.
Однако и теперь, грустно подумал Михал, Человек вовсе не спешит в объятия Господа. О да, он готов верить в Бога, но при этом не собирается уступать даже в малом. Михалу, несмотря на молодость, довелось немало повидать: бедность и богатство, жадность и вожделение, гордость и смирение, жестокость и благородство. Только одного он не видел никогда за стенами своей семинарии – Человека, молящего Господа о прощении за грехи своей расы. Любовь, самопожертвование, неистовая вера – для всего находилось место в душе Человека, для всего, кроме раскаяния.
Но разве это причина для того, чтобы отказать ему в спасении? Ведь в конце концов Человек остался тем, кем был с самого своего рождения, – диким зверем, верным своей природе.
Таким его создал Бог, а значит, в том есть какой-то смысл. И Бог должен любить его так же, как и всех прочих своих тварей.
Михал покачал головой. Нашел время философствовать. Он священник и должен исполнить свой долг перед, ближним. И если его заблудшая и униженная паства не желает покаяться, то задача становится труднее, и только.
Сзади послышался шум, и Михал обернулся. В дверях стояла девушка лет шестнадцати, в руках она держала плетеную корзину.
– Он уже умер? – спокойно спросила она.
– Бог мой, что за бездушный вопрос! – возмутился священник.
– Бездушный? Скорее практичный. Я принесла ему поесть. Если старик умер, то еда ему уже не понадобится. Нам самим едва хватает.
– Понятно. – Про себя же Михал подумал, что вряд ли такое объяснение можно счесть извинением. – Он спит.
Девушка поставила корзинку на пол рядом с больным.
– Меня зовут Пилар, – сказала она. – Это мой дядя.
– Я отец Михал, – священник протянул руку.
– Новый священник? – Девушка пожала руку. – Вы давно здесь?
– Прибыл сегодня утром, – ответил Михал. – И большую часть этого дня пытался понять, как вы можете жить в таких условиях.
– У нас нет выбора, – равнодушно откликнулась девушка.
– Не могли бы вы, пока он спит, показать мне вашу деревню? – попросил он. – Я здесь ничего еще не видел.
– Хорошо, – она кивнула головой. – Хотя здесь особо не на что смотреть.
Они вышли под испепеляющие лучи гигантского солнца, и священник снова поразился царящей вокруг нищете. Этот некогда райский уголок трудно было назвать даже трущобами.
«Интересно, – горько усмехнулся он про себя, – если в будущем какие-нибудь неведомые исследователи найдут здесь следы Человека, то что они подумают о нас? Вряд ли им придет в голову, что это несчастное и убогое существо когда-то являлось полновластным господином Галактики».
– Как долго вы собираетесь пробыть здесь, отец Михал? – спросила девушка, когда они брели мимо полуразрушенных домов.
– До тех пор, пока не получу другого назначения. Неделю или всю жизнь.
– Ну что ж, здесь вы без труда найдете работу.
– Надеюсь, этого не случится.
– Как это? – удивилась Пилар.
– Священники похожи на врачей. Ничто не делает нас такими счастливыми, как отсутствие пациентов.
– Ну, здесь вам вряд ли повезет. Империя разрушена, и память о былой силе и славе Человека постепенно превращается в дым.
Мы живем словно дикие звери на одних планетах и загнаны в гетто на других. Пока положение вещей не изменится, ваши дела будут идти очень неплохо.
– Мы не кормимся человеческими несчастьями, – мягко заметил Михал. – Мы боремся с ними.
– Но ведь вы не станете бороться с пустотой, – рассмеялась Пилар, – это как флот без противника. И именно такие люди, как мы, обеспечивают вас работой.
– Поверь, Пилар, тот день, когда нищета и страдания останутся в прошлом, станет счастливейшим днем в моей жизни.
– А чем же вы тогда займетесь?
– Стану днем и ночью славить Господа нашего за его доброту.
– Вот как? А сейчас вы, должно быть, днем и ночью проклинаете его за жестокость?
– Конечно же, нет! Сейчас я молю Его простить нам те грехи, что мы совершили за всю нашу долгую и кровавую историю.
– Вот как?
– Ты считаешь, что я не прав?
– Я не священник и мало смыслю в религии, – пожала плечами девушка. – Но я бы, скорее, попросила
